— Разъехалась? — предположила Аэна.
Отсутствие людей её ничуть не смущало. Напротив, можно снять щиты и вдохнуть воздух.
— Сыграешь? — Эо протянул дудочку. — Как раньше?
Скрипка, она хороша для больших залов. Капризна. Самолюбива. Аэна её слышит. И умеет разговаривать. Договариваться.
Дудка… попроще.
Нет, это не значит, что на ней нельзя играть. Хотя наставник и говорил, что дудят лишь простолюдины, но и Аэна не из числа знатных.
Ей можно.
А эту Эо сам вырезал.
— Я такой не видела, — она погладила дерево.
— Делать было нечего, — он опустился на землю. — Аэна… тебе надо уехать.
И бросить его?
Шанс.
— Мне не нравится этот человек. И мне не нравится, что он подловил тебя. На меня. Я, конечно, хочу жить, но не такой ценой.
Аэна поднесла дудку к губам и дунула. Звук вышел нежным и неожиданно звонким. Значит, и дар к Эо вернулся, если дерево поёт. Это ведь не так просто.
— Сегодня он заставляет тебя играть перед этими людьми, выставляет, как ценный приз. А завтра что? Что он потребует?
Так ли важно?
Главное, что Эо будет жить… пузырька хватит на месяц или два. А там… там Аэна найдёт способ получить ещё один. И вообще, сейчас ей не хотелось думать о проблемах.
И о делах.
Она хотела играть. И играла. На дудочке, вырезанной из куска дерева, обласканной силой, и потому оживающей в руках. Дело не в умении, просто… просто ей повезло.
Она умеет давать силе голос.
Пусть звенит птичьей трелью о небесах и свободе. О полёте. О ночи. О том, что луна низко, а мечта вот рядом, руку протяни. Пусть плачет о травах и цветах, срок которых столь краток, и вот уже лепестки, тронутые тленом, ломаются под тяжестью росы и падают.
Падают.
Она просто играла.
О надежде.
И безнадёжности. Об одиночестве, которое наступит, когда Эо не станет… и о том, что Аэна не вынесет этого одиночества.
Ей всегда было проще играть, чем говорить.
И когда дыхание всё же оборвалось, как и мелодия — ни одна не может длиться вечно — Аэна закрыла глаза. Страшно. Как же страшно…
А когда открыла, то увидела перед собой…
Над собой.
Человека?
Нет?
Огромного, просто заслоняющего и небо, и дом, в который так не хотелось возвращаться. И главное, он стоял и смотрел на Аэну… странно так.
Никогда и никто на неё не смотрел вот… вот… по-разному. Жадно. И с восторгом. С восхищением. С удивлением. С завистью вот часто. С желанием обладать, за которого готовы платить, полагая, что обо всём можно договориться.
Но как на… чудо?
И надо бы испугаться, а она не пугается. Она тоже стоит и смотрит. И слышит, что человек — не совсем и человек, что в нём тоже звучит музыка. И тянет прислушаться, а лучше прикоснуться, вдруг да слышно станет яснее? И главное, ничуть не страшно.
Более того, Аэна знает, что он, этот совершенно незнакомый нечеловек, точно её не обидит.
— Доброго вечера, — Эо сидел, скрестив ноги. — Вы из гостей?
— Разве что незваных…
Аэна убрала дудочку.
— Играете хорошо. Грустно только. Помощь нужна?
Аэна собиралась ответить, но брат перебил.
— Нужна, — сказал он просто. — Я умираю. А она остаётся одна. Ей нельзя одной.
— Нет, — Аэна замотала головой. — Я…
— Эти, — Эо качнул головой в сторону дома. — Поманили её надеждой. Но уже обманули. Так что будут обманывать и дальше. Я в конечном итоге всё равно умру. Только как бы не позже её… мне не нравится это место. Нехорошее оно.
— Нехорошее, — согласился парень. И руку протянул. — Идём. Отведу в другое… тут недалече, если знать дорогу. Врачей и надежды не обещаю, но слово даю, что никто-то там ни тебя, ни её вон не обидит.
И Аэна поверила.
Но это с ней часто случалось. Она всегда верила людям.
— И хорошо.
— Вещи какие-то забрать хочешь?
— Скрипку, — Аэна сумела заговорить, хоть сердце и дёрнулось. — Там моя скрипка… её папа делал. Для мамы.
Ещё, наверное, деньги взять надо.
Документы.
Какие-то… всегда и во всём были какие-то документы, но Эо понимал в них лучше.
— Я сам.
Эо встал.
И велел:
— Жди.
И ушёл. Она с детства ненавидела, когда он уходил, потому что терялась, пугалась и чувствовала себя одинокой. Ей начинало казаться, что Эо никогда-то не вернется. Нет, Аэна не глупая, понимала всё, но… но понимать — одно, а принимать — другое.
Тогда она и начала играть.
На дудочке, которую оставил Эо. С музыкой ждать было легче. А потом музыки стало больше.
— Стас, — сказал парень. — Ты не бойся. Я не обижу.
— Я не боюсь, — Аэна поняла, что и вправду не боится. И что волнения нет. То есть, она, конечно, переживает за брата. И ждёт возвращения. И хочет пойти за ним, но не так, как раньше, до онемевших ног и боли под сердцем. — Аэна.