— А зачем тебе вообще носки зашивать? — удивился Бер. Как-то у него были другие представления о жизни императоров.
— Ну… мой наставник полагал, что я должен владеть основными бытовыми навыками.
— Сурово…
— Так научишь? Хочу его удивить.
— Думаешь, удивится?
— Знаешь, — Александр с сожалением посмотрел на миску, в которой пирожков почти не осталось. — Есть у меня подозрения, что реконструкцией носков его не удивить, но… я попробую. Вообще почему такому простому заклинанию не учат? Иголки, нитки… я пальцы в кровь исколол!
— Потому что оно не простое, — сказал Бер. — Если заимствовать, то нужно наложить одну печать, причем двухсоставную, на вещь-донор, а вторую — на ту, которую восстанавливаешь. При этом важно сродство, иначе может получиться алый шелковый кафтан с синими бархатными пятнами… ну и в целом нюансов хватает. Тут рубашки, считай, одинаковые, а вот дальше…
Он перебрался поближе к одежде и пощупал плотный бархат.
— В общем… надеюсь, силенок хватит…
Хватило.
Глава 11
Рассказывается об особенностях эльфийской и старо-русской мод, а также влиянии оных на женские красоту и выносливость
Есть мужик? Крути мужиком. Нет мужика? Крути обруч!
Девиз фитнесцентра
Маруся чувствовала себя… опасно.
Не в смысле, что находилась в опасности, скорее уж опасным было это вот ощущение легкости и в целом душевного спокойствия. Оно-то в свою очередь и вызывало смутное беспокойство.
Сложно быть женщиной.
Иногда самой себе не объяснишь, что ты там чувствуешь и почему. Главное, было хорошо, отчего в свою очередь не очень хорошо и даже волнительно.
А вдруг она влюбится?
Мама Вася говорила, что любовь — такая штука, которая мозги напрочь отшибает. И сама не заметишь, как из разумного человека превратишься в нечто безвольное и готовое на все. Готовности на все Маруся в себе не ощущала, как порхания бабочек в животе, опасной легкости мыслей и желания подобрать имена будущим детям.
Какие там дети…
Ушастые.
Причем уши облезлые, особенно левое, правое же покрасневшее. И морда лица слегка шелушится. Маруся снова прислушалась к себе и своим ощущениям, успокаиваясь тем, что прилива романтических чувств и нежности это шелушение не вызывает. Скорее желание достать из холодильника остатки мази.
И где там Аленку носит-то?
С такой-то физией сыграть эльфийского принца будет сложновато. Почему-то Маруся ощутила некоторую неловкость и отвела взгляд. Будто это она виновата, что Иван обгорел.
А она не виновата.
Совершенно.
— Значит… я пойду? Примерю? А… если не налезет?
Невзрачное эльфийское платье казалось очень уж легким. На Таську оно точно не налезет, ибо тот, для кого платье шили, явно был поменьше объемами.
Но…
— Налезет, — сказала Таська и, взявши Марусю под руку, потащила за собой. — Давай, а то ты до утра сомневаться станешь.
— А ты?
— А что я?
— Сарафан напялишь?
— Почему бы и нет?
— Не знаю… как-то оно… конечно… эльфийское платье…
— Шелк, — Таська пощупала это самое платье. — Причем нижняя рубашка тоже. И знаешь, я вот подумала… это ж и вправду вариант. Чем переться куда-то, искать магазин, где б нашлось что-то подходящее. Платить кучу денег…
— Но вид у нас будет…
— Марусь, не обманывайся. Даже если мы в столицу махнем, чтоб там в самом пафосном бутике затариться, вид у нас все одно будет… не тот, — Таська подняла рубаху. — Потому что дело не в платье, а в морде лица и прочих… деталях. А морды лица у нас с тобой на столичный лоск не тянут никак. Так что хватит выкобениваться. Будем брать оригинальностью!
Платье, как ни странно, село. Или легло? То есть сперва легла нижняя рубашка. Прохладный шелк скользнул по коже, успокаивая и ласкаясь.
— Прелесть… — сказала Таська. — Только живот втяни.
— Думаешь, стану больше на эльфийку походить?
— Думаю, в таком платье надо кушать очень осторожно… наклоняйся, давай, а то оно через голову… так вот, есть очень осторожно, иначе будешь походить на слегка беременную эльфийку. А знаешь, на тебе оно смотрится лучше, чем так. И живот прикрыло.
— Нет у меня живота! — возмутилась Маруся, правда, не очень уверенно.
— Прикрыло отсутствующий живот, — согласилась Таська с легкостью. — Во, глянь…
Она развернула Марусю к зеркалу.
Зеркало было старым, из тех вещей, что однажды попали в усадьбу, да в ней и пообжились. Огромное, темное, в тяжелой кованой раме, оно отразило девицу, пусть и не прекрасную, но вполне себе…