— Слушай, а она у тебя заканчивается?
— Нет. Это зачарованный ежедневник… там страницы появляются по мере необходимости.
— Мы ж новый брали. Именно, чтобы этого вот… восстановленного не было, чтоб… от производителя, через лизинг, — Маруся огляделась, раздумывая, не помнется ли роскошное платье.
А еще…
Оно должно стоить немеряно. Эльфийский шелк ведь… и даже если цветочки осыплются, все одно шелк — штука дорогая. Она вчера глянула, после того как Иван про мешочек сказал.
Ей тогда даже показалось, что нолики в первый раз неправильно посчитала.
Дважды пересчитывала.
Вместе с Таськой. И теперь вот Таська тоже на платье глядела… а на том, которое Иван примерял, еще и шитье, и камни зеленые… и сколько оно в сумме потянет?
С другой стороны… тошно. Это как дом продать. Или имя. Пусть формально вещи Вельяминовым принадлежат, но… почему-то казалось, что нельзя с ними вот так. Просто нельзя.
Как с Менельтором…
Хотя, если выбор будет, то лучше уж платье продать.
Или… если с Иваном поговорить? Вдруг эльфы выкупят… эльфам такое продавать не стыдно.
— Ну… могу заключение написать. Экспертное, — Бер почесал макушку. — Братцу кину, он печать шлепнет родовую, чтоб для суда подошло. А заключение Волотовых ни один суд не рискнет оспорить.
— Так уж и шлепнет?
— Вед, конечно, еще тот паразит с фантазией, но он знает, что на некоторые вещи у меня чутье… вот. А… ну и попортили трактор ваш недавно недавно. То есть по сути образ трактора исконный не успел развеяться. И железа вокруг хватало. Мне только и надо было, что процесс запустить. А дальше оно само.
— А тут?
— А тут… этим вот вещам — не одна сотня лет. И пусть их хранили довольно бережно…
— На чердаке?
— До чердака. Но и там условия не худшие оказались. Думаю, сперва были сундуки зачарованные, потом, даже когда заклятье развеялось, сами по себе сундуки эти неплохо микроклимат держат. Так что истлевать истлевало, но не так, как в иных местах. Так вот, за эти сотни лет наслоилось всякого-разного. И образ нестабильный. И процессы… и надо контролировать все. Так что… — Бер потряс головой. — Жрать охота… накорми добра молодца… а он из тебя боярыню сделает.
— Бояристую, — хмыкнула Таська, но не зло. — Иди. Чай пить будем. С пирогами. Вы пироги со щавелем едите?
— Я со всем сейчас ем! — поспешил заверить Бер и хлопнул себя по животу. — Все несите… кто бы знал, до чего муторное это дело, прикладная реконструкция…
— Так… сначала рубаху нательную. Она же исподница… тут сама решай, надевать или нет. Раньше носили, чтобы пот впитывала и грязь. Верхнюю одежду не особо постираешь. Потом — верхняя рубаха. И персидского шелка, кстати.
Таська с сомнением подняла рубаху, рукава которой опускались почти до подола.
— А чего она такая…
— Для красоты и чтобы достаток показать. Что можешь себе позволить столько ткани извести.
— Я буду как пугало…
Рубашка была из тонкого невесомого почти полотна и цвет имела красный.
— Они крепятся на запястьях. Опястьями. Или еще их зарукавьями называют. Ну, это что-то среднее между браслетами и манжетами, — Бер протянул две широких штуковины. — Их украшали шитьем и жемчугом. Но жемчуг, подозреваю, еще тогда спороли. Если найдутся дома бусины какие, я их золотом покрою и можно будет пришить. Или еще бисер могу, но это муторно. Потом смотри, это летник…
— По-моему, у наших предков было какое-то нездоровое пристрастие к рукавам, — Таська приняла нечто, напоминающее донельзя роскошный халат.
— Ага. Травма. Психологическая. Как с носками.
— Ты носки не равняй, — отозвался Александр, прихлебывая чаек. — А ничего так… как в сказке.
— Зато теперь понятно, где царевна лебедей прятала, — Маруся приподняла полотнище, служившее рукавом. — А то всегда удивлялась, как это она… ту не то, что лебедя, тут пару любовников спрятать можно.
— Летник был не такой длинный, поэтому край верхней рубахи выглядывал. И можно было полюбоваться шитьем и богатством… впрочем, сам летник тоже украшали от души.
— Я вижу, — пробормотала Таська, прикладывая к себе пурпурное великолепие, расшитое золотыми змеями. — Как они в этом ходили-то? Ладно я, я потяну. А обычная женщина? Оно ж тяжеленное…
— Ну… по некоторым данным особо роскошные платья могли весить килограмм пятнадцать, а то и поболе… вообще-то в прохладную погоду на летник надевали опашень, или потом еще — душегреи. Шубки опять же.
— Я чур без шубки! — в глазах Таськи отразился ужас.