— А он придурок. У всех свои недостатки.
— Я не толстая!
— Ты не толстая, Ань. Ты… фигуристая. И поверь, многим это очень нравится… слушай, у меня к тебе предложение.
— Надеюсь, не руки и сердца?
Анна даже сплюнула. Трижды.
И по дереву постучала на всякий случай.
Бера мама бы одобрила. Сама говорила, что Анне нужно присмотреться, что он, конечно, шалопай, но это исключительно от недостатка ответственности в жизни. А папа добавлял, что жена в жизнь приносит и ответственность, и трудности, которые закаляют.
Но…
— Не… ты в деревню приехать не хочешь?
— Зачем?
— Так… обстановку там сменить… залечить разбитое сердце.
— У меня не убрано! — раздалось на заднем фоне.
— Это кто?
— Поклонник, — отозвался Бер как ни в чем не бывало.
— Твой?
— Бог миловал… твой, Ань.
У неё поклонник? Это… странно.
— А с каналом…
— С каналом… ну дерьма, конечно, хлебанешь. Но тут надо все по уму… напиши ролик. Объясни, что ты хотела строить любовь там и семью, и все такое… но к сожалению, хотела только ты. Ошиблась. И все ошибаются. А этот козел не оценил твою прекрасную душу.
— Погоди, я запишу, — слезы окончательно высохли.
Может, получится.
Действительно… хейтеров хватит. И популярность канала точно упадет. И волна поднимется… но если так-то… все лучше, чем до конца дней играть в счастливую семью, когда…
— Спасибо, — Анна окончательно успокоилась.
— Не за что… а ты и вправду к нам приезжай.
— Куда?
— В Подкозельск… у нас тут хорошо. Красиво… молоко, коровы… конопля опять же.
— Конопля?
— Синяя. Эльфийская. И дом тоже… эльфийский, но про цвет точно не скажу. Ванька пошел смотреть.
— Серьезно? — Анна встала и нос потерла. Вовсе он даже не карошкой у нее. Обычный нос. И щеки обычные, а не подушки… и вообще.
— Серьезней некуда.
— Бер… я про коноплю. Не буду спрашивать, откуда ты её взял. Ваньке передали?
— Вроде того…
— А у тебя её много?
Анна мысленно прикинула, сколько у нее на карте осталось. Если что, мама добросит, но…
— Ну… как сказать…
— Грамм двадцать сушеной я сразу забираю. И нормальную цену дам, не сомневайся. Если сырец, то и больше возьму. Больше — только если подождешь с оплатой…
— Ань?
— Только не предлагай пока…
— Ань…
— Я у мамы займу, и еще папа… если с полкило найдется, то… вы наш род знаете, выкупим…
— Ань! У нас поле её.
— Что? — Анне показалось, что она ослышалось. — Какое поле?
— Ну… Сашка говорит, что гектар семь уже. Она расползается слегка… в общем, от пяти до десяти по прикидкам. Точнее — это уже мерить надо… и то — какой смысл? Она ж растет.
Анна сделала вдох.
Выдохнула.
Это невозможно… невозможно, потому что невозможно! Но если возможно…
— Ань, ты там чего?
…целое поле эльфийской голубой конопли…
— Я… ничего, — Анна решительно отвернулась от зеркала. — Вещи собираю. Встречайте… к утру буду.
— … совсем не убрано!
— И Бер, — Анна выдохнула. — Если это твоя очередная шутка… я тебя на том поле закопаю. Ты мое слово знаешь…
…а если не ошибка, то…
И подумать страшно.
Глава 21
Почти посторонняя и к делам Подкозельским относящаяся весьма опосредованно
«Всегда слегка нервничаю, когда узнаю, что к общему наркозу прилагается местный хирург».
Откровения бывалого пациента, высказанные за стаканом вечернего кефира в маленькой понимающей компании
Мила знала, что за ней следят.
Присматривают, как выразился Кешка, впрочем, объяснить, кому и для чего понадобилось за Милой присматривать, не удосужился. Сказал, что ей лучше не знать.
И маме то же повторил.
Правда, наплел что-то про фирму, на которую работает, службу безопасности, заботу о сотрудниках… ага, три раза. Мама, может, и поверила, но Мила точно знала, что Кешка вляпался.
Даже знала, когда.
И из-за кого.
Вот только что ей с этим знанием делать-то? В полицию пойти? Как бы хуже не было… и Кешке в том числе. Что дела его незаконные, это Мила понимала прекрасно. Мама могла верить про зарплаты с премиями, которых хватает, чтобы справить новую квартиру в столице и оплатить учебу.
И в целом жить безбедно.
А что Кешка появляется редко и с каждым разом выглядит хуже, так это от усталости. Работы много, а жены нет. Мужчине же без жены никак неможно, он себя не прокормит и вообще одичает.