— А… извините. Не люблю, когда хамят.
— Никто не любит, — согласилась Таська, глядя на Ивана с немалым интересом. И заметив его, Бер нахмурился и к себе Таську подвинул. Поближе. — Офелия уж точно не забудет. А что ты имел в виду?
— Да… так… ерунда, — Иван смутился. — Дело в том… что формально… с точки зрения эльфов… мы прилюдно выразили согласие вступить в брак. То есть заключили помолвку. Если перевести на человеческие обычаи.
— Эм…
— Наверное, надо было раньше сказать, да? — жалобно спросил Иван. — Я собирался, а потом как-то оно… то одно, то другое… и к слову не пришлось. Вот… и тебя это ни к чему не обязывает. Честно. Даже в Предвечном лесу намерения не всегда воплощаются… это скорее даже знак того, что ты рассматриваешь кого-то в качестве постоянного партнера… но можно и передумать… и никто не осудит.
— Марусь, — Таська хлопнула по спине. — Лицо сделай попроще, а то оно не очень ситуации соответствует. Ощущение такое, что тебя пучит.
— Меня не пучит! Я… я тут едва замуж не вышла!
— Так не вышла же, — возразила Таська. — Чего кипишить-то?
Действительно.
— Извини, пожалуйста… но я теперь думаю, возможно, это и к лучшему? С Предвечным лесом ссориться не рискнут… я бабушке фото отправлю… сделаем… чтоб свидетели были. И этого будет достаточно.
— Бабушке?
— Эльфийской, — вместо Ваньки ответил Бер. — У него есть эльфийская бабушка… из императорского дома… фото отправь. Пусть за внука порадуется… только Сашке скажи, предупреди, а то как бы ему эта радость боком не вышла.
— Не выйдет, — отмахнулся Иван. — Это частное дело… но может, Свириденко приспокоится.
— Плохо ты Свириденко знаешь, — Таська дернула Бера за руку. — Ну что, ваши высочества… идемте что ли на сюрприз смотреть? Люди же ж старались.
Глава 25
Где подвиг находит героя
«Есть ли во мне изюминка? Да Боже ж вы мой… какие сомнения⁈ Если так-то я один сплошной кекс!»
Из переписки в одном приложении, где некая леди надеялась встретить любовь всей своей жизни
— Ищете кого-то? — вежливо поинтересовались у Александра, раздумывавшего, стоит ли ломиться сквозь полосу кустов или поискать обход.
— Да, — Александр обернулся. — А где тут… для водителей там, для охраны.
Лакей кивнул и, указав куда-то в сторону, произнес:
— Конечно. Позвольте провожу.
И ни тени удивления или возмущения.
— Недалеко?
— Само собой. И если будет надобность, вас вызовут. Сюда…
Дом остался в стороне. Ясно, для прислуги и сопровождения выделили небольшую пристройку.
— Ужин подадут чуть позже. Пока накрыты закуски. Чай, кофе и иные напитки у стойки, — лакей и дверь открыл. — Если понадобится что-то еще, вы всегда можете обратиться за помощью…
Надо же.
Александр переступил порог.
Шумно.
Людно.
И дымно. Курили прямо в гостиной. Если эту огромную комнату, довольно плотно заставленную мебелью, можно было назвать гостиной.
Гремел телевизор. Кто-то уселся перед ним на диване, приобняв огромное ведро с попкорном. Кто-то устроился чуть дальше, за столиком. Трое в одинаковых черных костюмах сидели у барной стойки, правда, не со стаканами, но с аккуратными белыми чашечками.
Эти трое и обернулись, поприветствовав Александра кивками. Остальные же…
— Да уж… — произнес кто-то. — А я думал, что моя с красными пиджаками выпендривается… эй, парень, сочувствую… платят хоть хорошо?
— Да что они заплатить могут, — отозвались из другого конца зала. — Это ж Вельяминовы. Известные нищеброды…
— Не похоже… знаешь, сколько такой прикид потянет?
— Гроши… китайское барахло.
Александр прошел вглубь комнаты и, оглядевшись, понял, что места не особо и много. А свободное — лишь за стойкой.
— Вы не против? — поинтересовался он у мужчины с седыми висками.
— Нет, конечно. Присаживайтесь, — тот подвинулся. — Чаю? Или кофе? Там машина стоит. Кстати, кофе довольно неплохой…
— Спасибо.
Машина нашлась, как и вазочки с печеньем. Надо будет Туману прихватить. Хотя… Александр представил, что подумают о нем, запихивающем в карманы печенье. Потом вспомнил, что карманов в костюме нет и окончательно передумал.
А вот сахару в кружку бросил четыре куска.
Сладкого хотелось.
Есть тоже.
Общаться — не очень. Впрочем, никто особо и не стремился. Ровно до тех пор, пока на плечо Александра, задумавшегося о смысле бытия и том, сколько здесь сидеть, не упала огромная ручища.