Скажем, в десантуру.
Или еще куда…
Главное, чтоб не боевым дояром.
— … допустим. Но остаются же тюлени! И выход продукта был бы выше, и изначальные затраты… — Савва Тимофеевич оперся на боковину кресла.
Ведущая затравленно поглядывала на часы, на которых оставалось еще минут пять.
— А знаете! — приступ вдохновения у Елисея Витольдовича не иссяк. — Это и вправду интересный вопрос! До крайности… почему бы вам не принять участие в проекте? Возглавить альтернативную линию? Я думаю, что многие будут рады вашему непосредственному участию! Вам и вашей команде выделят место на базе, и ресурсы…
Савва Тимофеевич сглотнул.
— Тем паче проект находится под личным контролем Императора… и он будет рад найти такого мудрого руководителя…
Савве Тимофеевичу вспомнился вдруг родной кабинет, ремонт в котором планировался на лето. И квартирка собственная в доме на Царском проспекте. И в целом жизнь спокойная, тихая даже.
Устоявшаяся.
И менять её на севера ради… чего?
— Это… весьма заманчивое предложение. Но… вы верно указали, что мой собственный проект нуждается в доработке, что требует постоянного внимания… присутствия — но Савва Тимофеевич не достиг бы нынешних высот, если бы не умел использовать чужие идеи с выгодой. — Однако я знаю, кто сумеет сполна раскрыть весь потенциал идеи!
А то ишь, критиковать начальство повадились… надо будет составить списки.
Заверить.
И отправить самых умных на Севера. Пусть там хоть удойных пингвинов выводят, хоть косаток с моржами, главное, что подальше…
И подольше.
— Благодарю вас за интереснейшую дискуссию! — ведущая встрепенулась. — Давно наша передача не была столь… познавательна!
Уже после передачи, вдохнув свежего, пахнущего бензином и городской пылью, воздуха, Елисей Витольдович смахнул с чела пот, подхватил папочку, заботливо сунутую помощником, и подумал, что все-то прошло и неплохо.
Своебразно, конечно, но…
Чего только по телевизору не показывают. Он вон давече самолично смотрел передачу про заговор рептилоидов. И главное, такую убедительную, что до сих пор сомнения не отпускали. Не относительно заговора, но того, не является ли любезная теща, Анна Никифоровна, представителем иной цивилизации…
— А весело получилось, — Савва Тимофеевич тоже платочком обмахнулся. — Я бы сказал… энергично. Как в молодости. Ты про лаборатории не шутил?
— А что, есть кого спровадить?
Сам Елисей Витольдович тоже список составил, раз уж проект подсунули под надзор вверенного ему министерства. Вот и будут надзирать со всем старанием.
— Будто сам не знаешь… эх… раньше времена были… нажрался, подрался… девки… а теперь что? Порой вздохнуть вольно неможно, чтоб без доносу-то.
— Часто пишут?
— Частенько…
— Взятки?
— То взятки, то студентки… шастают, глазки строят, а чуть что, так сразу жалоба. Мол, домогательства и всякое этакое… я уж и глядеть на них боюсь, не то что всякое этакое, — передразнил Савва Тимофеевич. — Вот, ушлю самых… радеющих за общественную справедливость, глядишь, и дышать легче станет. Спасибо.
И руку протянул.
А Елисей Витольдович пожал её, аккуратно так.
— Извини, что я раньше-то… — сказал Савва и вполне искренне.
— И ты, что я потом-то…
— Мир?
— Мир…
Солнышко припекало, а время близилось к полудню.
— Может, ну его? — Савва Тимофеевич прикрыл глаза ладонью. — Тут недалече ресторация одна есть, дюже приличная. Посидим? Поговорим? Списки сверим опять же…
И Елисей Витольдович подумал, что мысль-то в целом разумная.
Неплохая мысль.
— Только я не пью… — на всякий случай предупредил он.
— Язва?
— Хуже… теща… слушай, а ты вот, как ученый, скажи мне… рептилоиды — они ж выдумка?
Глава 13
Где две глобальные общероссийские проблемы вступают в некоторую конфронтацию
Глава 13 Где две глобальные общероссийские проблемы вступают в некоторую конфронтацию
«Чем дольше живу, тем сильнее убеждаюсь, что есть такие люди, у которых голова — лишь декоративное приложение к жопе».
Из частного разговора.
Когда дорога стала уже, Иван почти и не удивился. Его охватило какое-то престранное душевное равнодушие, даже будто бы фатализм. Он сбросил скорость и первое время даже старательно объезжал ямины, которых хватало.
Бер уже не пытался закидывать ноги, но обеими руками держался за сиденье, только изредка выдавал что-то:
— Как так можно…
— Как? — уточнил Иван.
— Чтоб одна колея шла вверх, а другая — вниз? Это противоречит здравому смыслу и логике!
Дорога как таковая давно уж исчезла, превратившись в узкую выбитую в жирной земле колею.
— Знаешь… дядя говорит, что Россию надо не логикой понимать, а душою…
— Я её пока только задницей чувствую…
Задница и вправду болела, и так, как не болела даже когда Иван учился верхом ездить. Он до сих пор не очень понимал, зачем это было нужно. Но бабушка заявила, что приличный аристократ просто-таки обязан уметь ездить верхом.
И в кои-то веки Иван не решился спорить.
Так вот, седло, казалось, было помягче сиденья этого машиномонстра.
А впереди показалась лужа. Такая… обширная, явно претендующая на нечто большее, чем краткое существование меж двумя ливнями. Она обжила обе колеи, заполнив их и выбралась за края, притопив и поле.
— Разгон возьми, — присоветовал Бер, когда Иван остановился.
Вот не внушала ему лужа доверия.
Категорически.
— Думаешь? Может, сначала поглянем…
Взгляд остановился на резиновых сапожках, что выглядывали из-под сиденья. И на рюкзаке, где явно должно было быть что-то съедобное. Пирожки давно уж растворились в недрах желудка…
— Если хочешь — гляди, а у меня кроссачи новые! Фирма! — Бер задрал штанину, демонстрируя белоснежные кроссовки. И вид их явно намекал, что для проверки лужи на глубину они никак не годились.
Иван посмотрел на свои, которые тоже фирма и тоже белые.
Самый модный в сезоне цвет.
А шнурки — зеленые.
Потом посмотрел на сапоги. И решился…
Сдал назад. Колеса крутанулись, вымешивая грязь.
— Держись! — недавний фатализм отступил, сменяясь жаждой деятельности, даже больше, захотелось свершений, хоть каких-нибудь.
И мотор, откликаясь на желание, взревел. Машина содрогнулась, задребезжала и рванула вперед.
— Давай! — завопил Бер, запоздало пытаясь закрыть окно. Ручка прокручивалась, и стекло двигалось медленно. Иван подумал, что Бер точно не успеет…
Плеснуло водой.
Грязной, мутной. Поднявшаяся волна на мгновенье закрыла лобовое стекло, поползла по нему тонкими струйками. Машина накренилась, словно желая поглубже занырнуть в грязь. Задние колеса продолжали крутиться, толкая железную коробку вперед.
Ивана кинуло на руль.
С матом скатился на пол Бер.
А ведь говорил, что пристегиваться надо… в окно плеснуло жижей, благо, щит Иван успел поставить. Автомобильный монстр дернулся.
Захрипел.
И замер.
— Что за… — Бер поднялся на четвереньки, потирая макушку. Ну хоть лобовое не пробил. Что-то подсказывало Ивану, что за сто двадцать рублей им лобовое не поменять.
— Приехали, — Иван, привстав, попытался разглядеть хоть что-то. И увидел воду. Черную такую, в которой отражался, кажется, их несчастный УАЗик.
Иван заглушил мотор.
— Куда?
— Куда-то определенно приехали.
Иван решительно открыл дверь и, высунувшись, насколько было возможно, огляделся. А что… по-своему даже красиво. Сумерки, подбираясь с востока, слегка облагородили окрестные пейзажи, придав им толику загадочности. Слева темнело поле, над которым начал подниматься туман. Пока реденький, этакими комками белых нитей да ручейками. Справа тоже темнело поле. Где-то впереди маячила черная полоска леса. А вокруг, темной гладью, готовой отразить первые звезды и тонкий серп месяца, расстилалась лужа.