«Прости меня, — сказал Лиэслиа — такие немудреные человеческие слова, надорвавшие ей сердце. — Я пытался остаться». Но в его серых глазах уже появился зов, а однажды зазвучав в его сердце, он повел его за собой, и при всем своем желании она не могла удержать его и уйти не могла с ним, ибо сердце ее было здесь.
— Он красив, — промолвил Киран.
— Когда-то он был больше, — откликнулась она и добавила: — Когда-то нам принадлежал Кер Донн.
— Праотцы говорят, что кое-кто из ваших до сих пор обитает там.
Она с обидой вскинула голову.
— Народец фей. Глупые пустышки. К тому же печальные. Совсем нет мозгов. Они так часто меняют свой облик, что забывают, кто они такие, и не могут вернуться обратно — но это не значит, что они безопасны при встрече.
— Но это не твои сородичи.
— Нет, — ответила она, рассмеявшись. — Не мои. Мы были великим народом. Эльфами. Вина Ши. Народ фей живет на наших развалинах. Они никогда не любили нас.
— А другие твои сородичи?
— Ушли, — ответила она. — Все, кроме меня.
Он отпустил ее руку, чтобы взглянуть на нее, а отпустив, покачнулся и в страхе вскрикнул, ибо они вышли на берег Керберна, блестящего потока, обрамленного ивами, и имя ему было Аргиад, что значит серебро. Она поддержала его, снова взяв за руку.
— Остерегайся. Ты можешь упасть. За человеческие годы Керберн резко искривил свое русло, и берега его круты. И что хуже, гораздо хуже, никто не знает, как глубоко он утонул в тенях. География госпожи Смерти лишь черное зеркальное отражение этого мира, но все же отражение, и меня не заботит эта река в ее мире. Не забывай о своей ране, когда идешь по Элду.
Он вздрогнул; и она ощутила его ужас, пронзивший ее холодом от камня на груди. Дотронувшись до камня, она согрела и его, и Кирана.
— Пользуйся камнем, — посоветовала она. — Смерть не сможет заполучить тебя, если ты научишься ходить по Элду. По желанию сердца ты можешь оказаться здесь, если не уйдешь слишком далеко; по желанию сердца ты сможешь уйти.
— Это — великий дар, — признал он наконец. — Но говорят, все дары этого мира нуждаются в отплате.
— Только не среди родных.
Усталым и безумным взглядом посмотрел он на нее, как смотрит загнанный олень на псов, окруживших его.
— В тебе течет эльфийская кровь, — промолвила она. — Разве ты не знал? Иначе ты не смог бы сюда прийти. Ведь я сказала, что когда-то мы правили в Кер Донне.
— Так говорят.
Она почувствовала, как бьется его сердце, словно пойманное в ловушку камня.
— Тебя так страшит родство со мной? — спросила она.
— Я родной сын своего отца, я — не подкидыш.
— Тогда от отца или от матери ты унаследовал мою кровь. Нет, ты не подкидыш. В тебе нет ничего низменного. Кто выше всех остальных, отец твой или мать?
Страх заполнил его, сметая все известные ему истины. «Отец» — почувствовала она, прочтя это в его мыслях. Он ничего не сказал. Она почувствовала холодок, пробежавший по его спине, но то была не Смерть. Она ощутила его воспоминания о древних камнях близ Кер Донна, почуяла детские страхи, все мрачные легенды и человеческую ненависть и вздрогнула сама.
— Прости меня, — промолвил он, чувствуя, что ей открыта его душа. В мыслях его были смятение и чувство долга, страх смерти и черные гончие. Он взялся за цепь на шее, пытаясь ее снять, но она перехватила его руку, удерживая его.
— Ты не умрешь, — пообещала она. — Я отведу тебя, куда тебе надо. Пойдем, это недалеко.
Лес заканчивался у яркого потока, там, где взгляд тонул во мгле, лежала граница ее мира. Она провела его сквозь это мутное место, ведя его вслепую и лишь держась рукой за камень, который помнил, каким был мир когда-то — так она угадывала очертания за пустотой, находя нужную дорогу. Она помнила, каким был когда-то Кер Велл — нежно-зеленым холмом, купающимся в неувядающей весне; и так она нашла его, продолжая крепко держать за руку Кирана. Но даже на этих тенистых тропах они различали всполохи костров, военные кличи и тени сражения, бушующего вокруг них.
Видели они и другое. Но Смерти не было рядом.
— Не обращай на нее внимания, — сказала Арафель. — Держись за камень и иди со мной.
Она вела его все уверенней за собой в смертную ночь и в грохот сражения под черными стенами Кер Велла. Она знала, как в него войти. Никакая охрана не могла противостоять ей. И она провела его в замок.
— Прощай, — промолвила она. — И возвращайся.
И она вышла из Кер Велла, вернувшись в круговерть теней.
Она почувствовала, что не одна — холодный непроглядный мрак сгустился рядом, вынырнув из гула сражения.
— Охоться где-нибудь в другом месте, — сказала Арафель.
— Ты поступила по-своему, — ответила ей Смерть, с юродством кланяясь.
— Охоться где-нибудь в другом месте.
— Ты одарила этого смертного немыслимыми дарами.
— Так что из этого? Разве они не мне принадлежат?
Тень ничего не ответила, и Арафель двинулась дальше сквозь мглу в свой яркий мир, в свой собственный. Призрачные олени с любопытством взирали на нее в эльфийском закате; она вернулась в рощу круга, и, касаясь камней, свисавших с дуба, стала внимать бесценным воспоминаниям, о которых они пели, когда ветер раскачивал их. Лишь один голос умолк в этом хоре, тот, что принадлежал Лиэслиа.
— Прости, — прошептала она ему, хоть он был далеко за морем и не мог услышать ее. — Прости, что это оказался ты.
Но странное зародившееся братство продолжало вибрировать в ней после стольких лет одиночества. Она шла, сливаясь с жутким звучанием песни, свойственной лишь ее камню сна, и все же до нее доносился шепот другого сердца — отмеченного человеком, но истинного, как сама земля. Что-то ее тревожило в нем, ибо он знал войну; он умел убивать, но и она умела в жестоком и холодном эль-фийском гневе. Человеческий гнев был иным — кровавым и слепым, как у волков. Ему были знакомы страсти, казавшиеся ей непонятными; ему были ведомы странный страх и сомнения. И все это присутствовало в нем, заглушая ясный голос Лиэслиа. Он боялся Лиэслиа; с человеческим упрямством он отрицал то, что видел собственными глазами в Элде.
Но в нем не было ненависти.
Она опустилась меж корней древа памяти, поплотнее завернулась в плащ и начала смотреть его сны.
VI. Кер Велл
Его ввели как пленника в освещенный факелами зал под звуки затихавшей битвы. Они обращались с ним грубо, но быстро сменили свои манеры, когда он показал им кольцо их господина на своей руке.
— Сядь, — тогда сказали ему и указали на скамью, а он был только рад, ибо смертельно устал.
Вошел еще кто-то — «старый волк», — подумал Киран, глядя на мрачное широкоскулое лицо, покрытое потом и разгоряченное жаром битвы. Он встал, как только тот вошел в сопровождении новых воинов.
— Скага? — отважился Киран, ибо тот был очень похож на своего сына, такой же большой и рыжеволосый. — Я пришел от короля и от твоего господина.
— Покажи мне это кольцо, — сказал Скага, и Киран протянул ему руку, которую старый воин грубо сжал, повернув кольцо к свету очага. Убедившись, он отпустил руку Кирана, не переставая хмуриться.
— У меня есть сообщение, — промолвил Киран, — для ушей твоей госпожи. — И добавил, догадываясь, как изголодался управляющий по надежде: — Добрые вести, — хоть и должен был дождаться более высокого лица.
— Тогда добро пожаловать, если это правда, — и Скага отвернулся к открытой двери, за которой звуки битвы значительно утихли, и снова взглянул на Кирана, осмотрев его с головы до ног. — Как ты сюда проник?
— Мое послание, — ответил тот, — для супруги господина Эвальда.
Скага продолжал хмуриться — такова была природа его лица или его сердца; и Киран подумал, что не хотел бы встретиться с ним на дороге. Но Эвальд доверял ему как управляющему, как защитнику замка от врагов, а стало быть, он был человеком верным и больших достоинств.
— Ни доспехов, ни оружия, — продолжал Скага. — Как ты оказался во дворе?
— Кольцо твоего господина, — упорствовал Киран. — Я буду говорить только с твоей госпожой, — он ощущал тяжесть камня, спрятанного за воротником, его присутствие и тепло, казавшееся сверхъестественным. Его близость к сердцу пугала Кирана, а Скага со спутниками подозрительно всматривались в его лицо.