Джеримэйн ловко орудовал ножом, срезая стебли. Их сок оказался ядовитым, и вскоре его руки тоже покрылись волдырями, но Джерри не жаловался – лишь скрипел зубами и затейливо ругался, отчего все прочие краснели. Музыка замедляла скорость, с которой росли хищные растения, но, увы, она не могла совсем остановить их. Отрезанные побеги, пускай не сразу, но всё же начинали ветвиться; замершие почки лопались, и из них появлялись свежие листки. Розмари не отставала от товарищей, даже превзошла их обоих: корешки, которых касалась девушка, покрывались жёлтыми пятнами, засыхали и отваливались, однако новые не вырастали. Это была самая настоящая дикая магия! Элмерик заметил неприкрытую зависть в глазах Джеримэйна и усмехнулся. Втроём они почти расчистили путь на волю, когда Розмари вдруг выронила из рук сложенные листки.
– Я передохну немножко, – слабым голосом сказала она, прикрывая глаза. – Вы же управитесь пока без меня-то?
– Эй, Роз, не вздумай спать! – Джеримэйн просунул руку в кокон и принялся трясти её за плечо. – Без тебя нам крышка!
– Да не сплю я! – Девушка отпихнула его руку, но глаза открыть даже не подумала. – Просто притомилась-то. С порчей-то всегда так, тяжко это…
Вот оно что – порча! Элмерик брезгливо скривил губы и едва не взял фальшивую ноту. Тех, кто занимался наведением болезней, издавна презирали другие чародеи. Нехорошее это дело, дурное. И поговаривали, что самому колдуну сотворённое зло возвращалось сторицей… Розмари не увидела его гримасу но, видимо, почувствовала напряжение и решила объяснить:
– Это называется мучнистая роса и жёлтая сухотка. Так ведьмы заставляют рожь и ячмень хворать-то, а садовые деревья-то – сохнуть и сбрасывать недозревшие плоды. Сильная ведьма может загубить весь урожай на корню. Чтобы скот-то уморить, схожие наговоры творят. Моя матушка-то была сильной ведьмой и могла такую ядрёную порчу навести, что не всякий учёный чародей сымет-то. А я ни-ни! Только если очень надо-то.
– Так вот она какая, деревенская магия… – пробормотал Джерри. – Я слышал, она похожа на дикую, но для низкорождённых.
Если он и хотел кого обидеть, то ему не удалось: в его речи слишком уж явно сквозило восхищение. Розмари, почувствовав нотки одобрения в голосе, расцвела, даже несмотря на болезненную бледность.
– А ты думал, она только эльфам даётся-то? – хмыкнула она. – Да деревенские-то бабы вовсю балуются-то дикой магией. А уж если в верный день наговор читать, то и любая городская дурочка-то управится.
– Ты имеешь в виду лунный день? – с восторгом уточнил Джеримэйн, свешиваясь с кокона.
– Ага. И место тоже важно. Одни упрочают волшбу, а другие, наоборот, сводят на нет. Все знахарки-то это знают.
– Вам не кажется, что сейчас не время устраивать встречу любителей запретной магии? – пробурчал Элмерик, отрываясь от игры на флейте.
– А ты лучше заткнись и играй, – посоветовал Джеримэйн, скаля зубы. – Смотри, вон те почки опять как бешеные полезли.
– Сам бы поиграл! – огрызнулся бард. – У меня уже губы онемели.
– Да пробовал я. – Джерри нарочито широко развёл руками и едва не свалился в воду, но вовремя успел уцепиться за ветку. – Не вышло. Слуха, говорят, нет. Не быть мне площадным комедиантом.
– От твоей мрачной рожи люди бы шарахались! – не удержался Элмерик, удивлённый неожиданным признанием. – Ну сам посуди: какой из тебя комедиант?
– Вот я и говорю: никакой, – неожиданно легко согласился Джерри, подтягиваясь на ветках. – А на подмостках и без меня хватает шпаны бесталанной…
Элмерик решил не принимать это на свой счёт. Себе он цену знал: как-никак целых пять лет зарабатывал на жизнь игрой на арфе и флейте. На его пути встречались и более выдающиеся музыканты, у которых и поучиться не грех, но безголосых неумех было гораздо больше.
В тишине, лишь изредка нарушаемой всплесками болотной воды, они продолжали войну с буйной растительностью ещё около получаса, пока все трое окончательно не выбились из сил. Похвастаться было особо нечем: за всё время железом и колдовством им удалось прорубить в коконе совсем небольшую прореху. Окажись пленницей болотных бесов не пышка Розмари, а хрупкая Келликейт – возможно, это и сработало бы. Но девушка, попытавшись выбраться, почти сразу же застряла. Зацепившись за сучок, рукав ярко-оранжевого платья предательски затрещал, рубашка съехала с плеча сильнее, чем следовало бы, и Элмерик, покраснев, поспешил отвернуться.
– Бросьте, я не пролезу-то! – Розмари отпрянула, и кокон снова немного просел. – Уходите! Вы ещё можете вскарабкаться-то по стеблю и добраться-то до твёрдой земли. Только ветки смотрите, чтоб покрепче были-то.