Выбрать главу

Ящеры-пращуры! «Неиллюзорно подфартило»!!! Я был очарован этим парнем.

— Да ты переживаешь, — заметил я.

— Буду откровенным, хотя не привык смешивать работу и личную жизнь, — чопорно сказал он. — Я люблю русский язык. Я без ума от местной поэзии. Яша, поверь мне, я дышу этим всем. И наш с тобой начальник неспроста Велимирович. Русский язык — это такая… сила, Яша!.. Это особая энергия. Это — ворота!

Он замолчал, очевидно, считая, что перегнул с откровенностью.

— А почему не английский? Или, там, румынский? — не без подколки спросил я.

Зангези сделал рукой какой-то театральный взмах, уперся локтем в колено и утвердил подбородок на ладони. Его лицо в этот момент выражало целую гамму чувств от «да ты не поймешь!» до «всё пропало, видимо, раз такие вопросы пошли…»

— Сердцу не прикажешь, Яша, — промолвил он скорбно. — Ты либо слышишь, либо нет. Чувствуешь. Вот ты расширяешь контекст… А русский язык, он еще шире! Он вмещает и тебя, и тебя в расширенном контексте, и сам этот расширенный контекст в еще более широком.

Я ни черта не понял и на всякий случай поинтересовался:

— А ты точно не выпивши?

— Поэта каждый обидеть может, — прошептал Зангези. — Извини, что я тебя гружу своими затеями. Зря я это.

— Нет-нет, — решительно опроверг я. — Мы никогда так раньше… ну…

— Виной тому — моя природа, — проговорил он. — В общем, этого не знает никто, скорее всего. Или единицы, кому доверились когда-либо мои соплеменники. Мы, комбинизомби, — видим эту жизнь иначе, чем вы. В буквальном смысле иначе. Несколько минут назад я увидел такое… Как бы тебе объяснить, чтобы ты не решил, что я спятил?..

— Постарайся внятно, наверное. — Четвертая рюмочка наполнилась благородным напитком.

— В общем, я бываю там, где гуляют просветленные. Ну, ты же знаешь про буддистов всяких, да?

— Д-да…

— Сколько, по-твоему, существует реальностей?

— Хм, одна.

— А как тебе новость, что голый мужик, возникший у тебя в комнате, — явился из другого пласта существования, куда до этого попал из нашего?

Я внутренне собрался, хотя после четвертой рюмки было трудновато. Кажется, Зангези капитально съехал…

— Это всё зарегистрировано какими-нибудь приборами? — осторожно спросил я.

— Конечно, нет. Реальность — продукт сознания, а не данность. Об этом знали ну-вы-и-странники, об этом говорят даже наши гостеприимные приматы этой планеты. Только первые именно знали, а вторые только-только начинают робко догадываются.

Я хмуро посмотрел на остатки коньяка в бутылке.

— Ты меня вербуешь в секту, что ли? — пробурчал я. — Отнимаешь хлеб у Эбонития?

— Нет. Просто… Этот человек, который здесь был… В общем, он снова оказался в другом пласте. И там произошло нечто совершенно чудовищное.

— Да что тебе до него? — Я отмахнулся, отмечая, что надо двигать в кроватку, а то нажрался до василисков перед глазами…

— Дело не только в нём, — печально сказал комбинизомби. — Эх, знаешь, давай-ка, я тебя провожу. Ты немножко перепил.

— За перепела ответишь!

Это было последним, что я помню до того момента, когда я очнулся в собственной постели — разбитый и поверженный, с адской ломотой в голове.

Кажется, мне что-то снилось. Важное и тревожное. Но мозг работал, словно троящий двигатель, в который вместо масла залили дерьма.

Стоило мне пошевелиться, и рядом раздался шорох.

Я повернул голову и увидел Соню. Она сидела, оказывается, рядом и, по своему обыкновению, тревожилась за меня.

Это трогательно, реально трогательно. Но рано или поздно начинает раздражать…

— Как ты?

Совладав с приступом стыда, я смог ответить:

— Спасибо, трагично… Соня, я не часто…

— Я знаю, Ярополк Велимирович сказал. Он был тут. По-моему, он зол.

— Это его нормальное состояние. — Я вяло отмахнулся хвостом. — Я скоро приду в себя. Ты не волнуйся, ладно?

— Хорошо. Ты хочешь побыть один?

Были бы у меня человечьи уши, они горели бы малиновым цветом.

— Нет, любимая, больше всего на свете я хочу быть с тобой, и только с тобой, — просипел я. — Но сейчас мне жутко стыдно. И я должен привести себя в порядок сам. Не обижайся, пожалуйста.

Она дотронулась до моего плеча и вышла.

Я выждал полминуты и рискнул привести себя в вертикальное положение. Получилось, только в глазах потемнело. Дурак-пьянчуга.