Полукровка подумал, что наверняка можно активировать-таки капсулу с «обратным билетом», а там-то, на родине, подлатают.
— Ни пса тебя не подлатают, — прокомментировал Владимир. — Ты там без арматурины появишься и враз кровью истечешь. Слушай, ну рассматривай это как помощь при укусе пчелы…
— Ага, если товарища укусила змея в хрен, тоже отсоси…
— Блин, Востроухов, ты гомофобнее самого гомофобного упыря! Тебе самая дорога к нам!
Убедить этого истукана не представлялось возможным. Одно хорошо — пока он ехидничает, сознание крепко держится за этот слой бытия.
— Слышь, Амандилыч? Помнишь свой последний секс со своей Светой?
— Вот не надо только…
— Дурак, ты ни черта не понял, что ли? — Владимир пальцами открыл веки полукровки. — Мы — это одно и то же. Все люди — братья. Смешно, но факт.
— Сир, что прикажете предпринять на правом фланге? — отвлек упыря какой-то генерал с челюстью, как рисуют у Щелкунчика.
Владимир ответил в крайнем раздражении:
— Раздайте всем черенки от лопат и вперед, бля!
Генерал застыл, недоуменно выпучив глаза, и стал еще больше походить на сказочного героя.
— Тихо, друг, — вяло пролепетал Марлен. — Если ты еще и разговариваешь с глюками, они становятся реальней и реальней… Этому учили, когда… Ну, чтобы в представительстве…
— Эй, не заговаривайся! — Князь похлопал Востроухова по щеке. — Держись, эльфолюдок несчастный!
Он наступил на правильную мозоль — полукровка вздрогнул, сознание его прояснилось.
— Я бы тебе сейчас с удовольствием по морде… И за само словечко, и за то, что ты его подслушал.
Теперь Марлен задышал тяжело и прерывисто, открыв рот. Его лицо напомнило князю трагическую маску, какими украшают фасады драмтеатров.
Владимир полоснул кухонным тесаком свою левую ладонь, кровь мгновенно выступила и стала капать наземь. Князь сунул руку в рот полукровке.
Тот поперхнулся и попробовал убрать голову, но — слабость…
— Гад! Сука! — услышал его мысли Владимир.
Востроухов попробовал его укусить, но и на это сил не оставалось.
Французская армия в ужасе наблюдала, как император хищно склонился над умирающим русским и вонзил зубы в его шею.
В этот момент они и пропали — и Наполеон, и русский.
А может, пропала сама французская армия.
Это же Россия. Здесь всё возможно.
Владимир отстранился от Марлена, оторвал от робы кусок ткани и замотал руку.
По телу полукровки пробежала судорога. Глаза широко распахнулись. Востроухов схватил штырь и со стоном выдернул его из груди. Длинный, однако.
Владимиру показалось, что Марлен сейчас резво встанет и будет как новенький, но князь знал — после таких ранений с немалой потерей крови никто не вскакивает. И Востроухов действительно всё еще был слаб. Его разум полностью очистился от продуктов бреда, сил хватило на то, чтобы приподняться на локтях и оглядеться.
Упырь последовал его примеру. Взорванное здание. Догорающие обломки. В ста метрах — древний эльфийский лес с огромными деревьями. Владимир снова обратил взгляд к полукровке, но тут же обернулся — на краю леса стоял Амандил. Стоял, широко расставив ноги и держа руки за спиной. И смотрел. А за ним, меж деревьев — пара десятков эльфов с автоматами.
«Хм, а ведь Амандил похож на того французского генерала-Щелкунчика», — отметил Владимир и сказал:
— Мы попались.
— Не ори так, пожалуйста, — попросил Востроухов.
— Что?.. А, это контузия. — Он отмахнулся. — Вариантов три. Погибнуть героями. Сдаться и выжидать. Прокусывать капсулы и мотать.
— Нас, скорее всего, сразу убьют, если сдадимся. Кстати, я же скоро чесаться начну, да?..
— Несколько часов есть. Чёрт, идут. Прокусываем.
Они клацнули зубами, выпили по транспортной дозе.
Стали ждать, глядя, как неспешно, но неотвратимо к ним приближается отряд Амандила.
— Меня точно выпилят, — уверенно сказал Марлен. — Должен же Тарас дострелить своего Андрия. Контрольным в голову.
— Если успеет.
Владимир ощущал буквально физическую боль: он не имел сил ни на драку, ни на то, чтобы подхватить полукровку и смыться, как недавно он проделал внутри «института наркоты и путешествий».
Эльфы были слишком близко, а дурь всё не действовала.
— Говоришь, все люди братья? — усмехнулся Марлен, глядя на остроухих автоматчиков.
— И не только люди. Ты, когда, ну, в последний раз… со Светой-то… Разве не увидел, не услышал?
— Чего?
— Ну, лик, что ли…
— «Так на холсте каких-то соответствий вне протяжения жило Лице»?