Я снова остолбенел, но уже не от холода.
— Да, мальчик мой. Притворись перебежчиком. Прилепи хапуговку и дальше действуй по обстоятельствам.
— Вы меня сливаете? — Я не верил собственным ушам.
— Я бы это так не назвал. — Наставник вернулся в человечье обличие и нахмуренно смотрел прямо мне в глаза. — Я рискую твоей жизнью, ты прав. Но я изучил Разоряхера, он захочет иметь в команде отступника.
— Ярополк Велимирович, — тихо сказал я. — А сколько раз вы преследовали Разоряхера?
— Это третья охота. — Оборонилов пошел на предельную откровенность. — Как ты понимаешь, первые две я проиграл. Давно мы с ним не пересекались… Пойми, сейчас я не имею права на ошибку. У меня были прекрасные помощники, я завершил массу замечательных преследований, но Разоряхеру везло. Вот тебе, кстати, и мотив предательства.
Я был настолько поражен, насколько мог быть удивлен и оскорблен самурай, которому приказали обманом убить равного противника.
Мир моей этики рухнул. Я был раздавлен. Смят. Мне даже вспоминать не хочется, насколько сильным было разочарование.
— Яш, ты облик-то себе верни, — ласково сказал наставник. — На тебе лица нет.
Глава 9. Марлен. Один день Марлена Амандиловича
Если кто-то не верит в теорию эволюции, то пусть он посмотрит хотя бы на людскую конкуренцию. Как известно, секретарши с большим бюстом просто обязаны выучиться печатать «вслепую», иначе их вытеснят особи с дефицитом груди. Карьеристы, посвятившие жизнь восхождению по номенклатурной лестнице, чувствительны к изменению политики, как летучая мышь к малейшим колебаниям воздуха.
Казалось бы, Марлен Амандилович Востроухов родился в эволюционной рубашке. Ему не надо было карабкаться по карьерным лестницам или, упаси господь, отращивать бюст. Марлен уже состоялся только благодаря отцовскому генному коду. Но детство, проведенное среди эльфов, отчетливо показало — если ты что-то получаешь незаслуженно, потом придется отработать. Полукровка долго расплачивался, а затем еще дольше доказывал себе, что не эльфолюдок. Наконец, он нарастил броню. Но стоило вампиру — существу наглому, лживому и мерзкому, а главное чужому, — надавить на старую мозоль, и Востроухов взъелся на лесной народ, будто не было долгих десятилетий, за которые он привык к легким тычкам проверяющих и якобы случайным оговоркам путешественников. Но со стороны-то, конечно, виднее. Виднее оказалось не кому-нибудь, а врагу — настоящему, опасному и, увы, более сильному.
Пережитые приключения пробудили в Марлене спавшие инстинкты. Вампиры могли подслушивать его мысли — и он подчинил свой непрекращающийся внутренний монолог железной дисциплине: большую часть времени, когда голова была не занята разговорами со Светланой, он обдумывал прочитанные книги, цитируя по памяти большие куски. Подступившая паранойя обострила интуицию. Он даже приветствовал случившееся, потому что в размеренную жизнь эльфийского клерка ворвался шквальный ветер опасности, просочился страх, а ничто другое не делает желание жить сильным. Марлен признавал: отношения со Светланой, их совместный духовный опыт, вышедший на новый уровень, также пробудили в его разуме новые способности. Точнее, первые намеки.
С тяжелым сердцем шел поутру Марлен в эльфийское представительство. Еще когда подъезжал, нехорошо как-то кольнуло, будто беда испытывала его на прочность. И это после волшебной ночи со Светой…
Поднимался по лестнице — уже не кололо, а ныло. Тупо, монотонно, словно заболевший зуб. В лабиринте вовсе стало тоскливо. Может, развернуться и уйти?
Когда-то Марлен решил доигрывать все партии до конца и слову своему не изменял.
В этот раз тоже не спасовал. На всякий пожарный взял в руку пистолет, а портфельчик прижал к груди.
Открыл дверь офиса и остолбенел.
За столом руководителя сидел его папаша собственной надменной персоной.
— На кого дуло поднял? — ледяным голосом спросил Амандил.
Отец совсем не изменился, отметил Марлен. Да и что этим вечным блондинам сделается.
А еще Амандил облачился в махровый халат из тех, что висят в комнате, куда прибывают путешественники. А мог бы одеться в цивильное. Значит, ненадолго — поговорить, и обратно. Хорошо.