Мне хотелось продолжить карьеру охотника. Но задание наставника ставило под угрозу мою жизнь. Клопоидолы могли попросту меня хлопнуть.
Здесь я переставал понимать Ярополка Велимировича. Только что казалось, он дорожит каждым членом команды, а меня вовсе едва ли не сыном считает, и теперь готов разменять на хапуговку.
И что мне в таком случае делать?
В моей комнате висел огромный постер — Рэмбо с автоматом Калашникова. В полный рост. Он уже висел здесь, когда мы заселились, а я решил не снимать. Пусть хайрастый люто пялится на посетителей.
Сейчас я пялился на него не менее люто. Этот знал бы, что делать. Взорвал бы что-нибудь, убил бы человек сорок…
Здесь я снова вернулся к давней мысли: странный вы всё-таки народ. Взахлеб смотрите фильмы, в которых чужеземцы убивают людей вашей нации. Вот и кадр из «Рэмбо в Афганистане» запечатлел здоровяка, готовящегося положить немало русских ребят. И поколение младших братьев и сыновей этих ребят засматривалось на эту клюкву…
Стыдно как-то. Надо бы всё же сорвать этот позор.
Но сейчас было не до вас, замечательные мои.
Я дал команду комнатному компьютеру спроецировать на потолок текст Кодекса Преследователя, найти раздел для ведомых.
«Следуй за наставником и не сомневайся в его действиях, даже если они кажутся тебе абсурдными или опасными», — прочитал я и велел компьютеру отмотать к главному разделу.
«Твоя цель — успешная и эстетически безупречная охота. Чтобы достичь, ты обязан жить».
Вот тебе и ответы, Яша. Если ты вылезавр Кодекса, просто следуй ему, и он тебя угробит, да еще и выставит виноватым.
Но я же вижу, что наставник плюет на правила!
— Найти место в Кодексе, где говорится о его нарушении, — скомандовал я, и на потолке высветилось: «Нарушение невозможно. Нарушитель расплачивается лично».
И все.
Я знал эти два предложения наизусть, потому что ими Кодекс и оканчивается. Изучая главный документ охотника, все невольно запоминают эти фразы. Я тоже их помнил, но хотел еще раз посмотреть на них, убедиться, что ли, в их реальности.
Фокус восприятия: своей памяти я вдруг не доверился, а символы, спроецированные на потолок, меня успокоили. Хотя оба источника — всего лишь образы одной мысли.
Когда ты молод и рвешься на другие планеты, когда ненависть к клопоидолам является самым главным побудителем, ты не думаешь о ситуациях, в которых пришлось бы переступать через Кодекс. Тебе и в голову такие ситуации не приходят.
Нарушение невозможно. Ответственность личная. Зная и повторяя эту формулу, ты не чувствуешь ее подлинного вкуса, но заранее сыт. Такова сила догмы.
Что же там говорили преподаватели?.. Любая строчка закона требует толкования. Я вспомнил: фраза «нарушение невозможно» всегда трактовалась двояко. Здесь и запрет, табу. Здесь и радостная весть — нарушение невозможно в принципе, что ты ни делай, все соответствует Кодексу! А личная ответственность — это примирение совести с действием. И наказание.
— Покажи список последних пяти наказанных охотников.
— Прошу прощения, в базе данных есть только трое охотников, подвергнутых наказанию за нарушение Кодекса, — ответил компьютер.
Надо же, за всю историю. Дисциплинированный мы все-таки народ!
— Показывай троих.
— Прошу прощения, не могу. Вам отказано в доступе.
— Кем?! — Я не поверил своим ушам.
Компьютер назвал настоящее имя Ярополка Велимировича.
Я соскочил с кровати, натянул термошмотки и рванул к наставнику.
— Сядь, вылупыш! — велел он, едва я нарисовался на пороге.
Кстати, дверь снова придется ремонтировать.
Я плюхнулся на стул, придвинув его к столу шефа.
— Сейчас не время мучиться этическими проблемами, Яша. — Оборонилов достал из ящика стола бутылку лучшего напитка нашей Родины — анабиозовку.
Да-да, мне опять приходится придумывать русскоязычный аналог. Анабиозовка способна диплодока с лап свалить, очень забористая штука.
Вслед за бутылкой возникли две малые рюмочки и баночка сушеных тараканов, опять же, с планеты-матери.
Ярополк Велимирович разлил, потом вскрыл баночку, и мы молча отдали должное ароматам. Затем наставник произнес, взявшись за рюмку, что-то, напоминающее японское нескладное стихотворение: