Выбрать главу

Даже сейчас, перед мнемографом, есть несколько Зангези.

Зангези говорящий, Зангези подсказывающий, Зангези слушающий…

Мне не нравится это имя, его предложил на время этого спектакля вылезавр.

Он великий эстет, я верю в его чутье.

Велимир Хлебников — настоящий русский поэт, гений и провидец.

Сверхпоэма, давшая мне имя, предугадывает нас, комбинизомби, как явление.

Мне пора заняться садом.

Я буду прекрасным и внимательным садовником.

Люблю роли, требующие смирения и драматического безмолвия.

Конец записи.

Вечерняя запись. Номер 456854.

Номер этой записи — 456854.

Если разделить ее на три записи (я делаю три в течение местных суток), получится 152285 дней.

По земному времени — 417 лет.

Но мне больше.

Просто каждые 500000 записей я начинаю новый цикл.

Меня по-прежнему зовут Зангези, я — комбинизомби.

Сейчас мне важно помнить это, важно как никогда раньше, ведь час назад я слышал голос чужой мысли.

Это божественный опыт, хотя и получается в результате жизнедеятельности симбиота.

Липкая натура клопапы запачкала мою душу и отравила разум.

Я хочу уйти из жизни, посетив камеру дезинтеграции.

На Земле нет камер дезинтеграции, посему поживу еще.

Разоряхер Иуда Каинович. Оборонилов Ярополк Велимирович. Вылезавр Яша. Очаровательная в своей безвкусной яркости Скипидарьюшка.

Все носят маски, не подозревая, что это маски носят их.

Я смотрю через прорези для глаз и вижу зеркала!

Хотел сказать что-то важное о конфликтах.

Возможно, вспомню, переслушав дневную запись.

Разоряхер — окончательный и бесповоротный венец Вселенной.

Он заложник роли, получающий удовольствие даже не от игры — от самой обязанности.

Это двигатель, работающий впустую.

Я проник в его мысли и чувствую, что он жаждет поражения, однако слишком высокомерен, дабы просто так его допустить.

Оборонилов тормошил меня и спрашивал, где клопохозяйка, куда дели Яшу…

Но Разоряхер почти не думал о клопохозяйке.

Он перепрятал ее и испытывал нескрываемое наслаждение одиночеством.

Он хотел бы отослать свою охрану, избавиться от пленника, и жить спокойно, посасывая энергию печали и боли, которой так богат великий русский народ.

О, мой прекрасный угнетенный страдалец!

Когда же ты проснешься и своими руками построишь храм своего счастия?

А клопапа…

Клопапа не может отослать охрану, избавиться от клопоматери, послать вечную цепь размножения в тартарары!

Он слишком животное, оттого он должен заботиться о будущем потомстве.

Он слишком ненавидит Оборонилова (я так ему и сказал, но тот не поверил!), вот почему…

Стоп, Зангези! Открылся поток вдохновения!

И снова вампир возвращается к Вере.

И вновь полукровка купается в Свете.

Мне кажется, я за всё это в ответе.

Не кажется даже — я в этом уверен!

Возможно, достаточно будет желанья:

«Живите, счастливые! Бросьте пустое!»,

И кинет вампир ремесло непростое,

Откажется эльф от бессмысленной брани.

А женщины их — божества и подмога —

Утешат объятьями пламенный норов,

Избавят их память от мести и споров.

…Но вижу, что слишком я требую много.

Да, вышло неудачное стихотворение, только пусть пока звучит именно так.

Когда я разберусь в себе и помогу Оборонилову и Разоряхеру встретиться для финальной сцены их локального спектакля, я еще вернусь к этому странному квартету.

Пора работать.

Послушаю клопапу — и на боковую.

Конец записи.

Глава 19. Марлен. Что, сынку, помогли тебе твои упыри?

— Считай, что я немного маг, — сказал Востроухов, ведя свою женщину за руку через лабиринт.

Полумрак создавал ощущение нереальности, будто свет — самое реальное, что может быть в жизни человека.

— У меня ориентационная шишечка сошла с ума, — пожаловалась Светлана, сжимая ладонь Марлена еще крепче.

Востроухов остановился и посмотрел ей в глаза.

— Ты самое гениальное и прекрасное существо, которое я когда-либо знал, — сказал он. — Мы сейчас находимся в специфическом поле, оно искажает пространство, делая этот этаж практически безразмерным. Если сюда сунется чужак, он сгинет в глубине лабиринта.

— Ариадн ты мой, — бодро прокомментировала Светлана, хотя ей стало явно неуютно.

Он, конечно, бегло пояснил перед путешествием, дескать, его работа расположена, с одной стороны, на грани фантастики, а с другой, в темном лесу фэнтези. Только всякие слова — всего лишь звуки, пробренчат, и поминай как звали. А вот зловещий лабиринт, чьи стены можно потрогать и чьи коридоры подхватывают и похищают любой твой звук… И полная потеря ориентации… Брр!