Так, подменяя мысли чтением наизусть и стараясь не вспоминать о «Защите Лужина», Марлен привез упырей к представительству. Всё же установка «не думать о белом кролике» сыграла с Востроуховым злую психологическую шутку: вампиры подслушали обрывки его воспоминаний о беседе с Владимиром.
Выходя из машины, седобородый сказал:
— Если вы содеяли с князем что-то непоправимое, эльфам потребуется новый наместник в Москве.
— Дешево выступаете, а ведь немолоды. — Вот пригодилась и эльфийская заносчивость.
Седобородый лишь хмыкнул.
Пока поднимались по лестнице и шлепали по лабиринту, Востроухов изводил свой эскорт кусочком из «Мцыри»: «Ко мне он кинулся на грудь, но в горло я успел воткнуть свое оружье, он завыл, рванулся из последних сил, и мы, сплетясь, как пара змей, обнявшись крепче двух друзей, упали разом, и во тьме бой продолжался на земле: ко мне он кинулся на грудь…»
Гоняя в уме закольцованный бой, Марлен то галопировал, то изображал эпический порыв, то пел эти строки на мотив «Всё хорошо, прекрасная маркиза», как если бы отвечавший ей по телефону конюх перечислял вместо ущерба действия Мцыри и барса.
К концу путешествия гневно засопел даже седобородый.
Довольный собой Востроухов отпер дверь представительства. Здесь царил полумрак, свет давала только настольная лампа. Полукровка привел вампиров к комнате отдыха, отпер и ее, затем отступил в сторону:
— Добро пожаловать! Забирайте своего князя.
Упыри мягко, но настойчиво втолкнули Марлена в комнату, зашли сами.
Хозяин щелкнул выключателем.
Зажглись галогенные лампы.
— Ну и? — спросил седобородый.
Диван, на котором Востроухов оставил Владимира, был пуст.
Седобородый посмотрел на Марлена, ожидая пояснений. Тот молчал.
— Может быть, господин наркоман, вы здесь заперли галлюцинацию? — Подозрений во вранье-то у телепата не было.
Востроухов лишь развел руками, глядя на одежду князя.
Глава 14. Яша. На двойном дне
Выяснив, что не могу расширить контекст, я сначала хотел драться, но быстро передумал, ведь в гостиной было три отличных вражеских бойца. Второй вариант — броситься на клопапу и постараться умертвить его до того, как меня порвут на части.
Перехватив мой взгляд, Ту Хэл покачал головой, откладывая пневмошприц на каминную полку. Не успею, значит.
Разоряхер откровенно наслаждался ситуацией. Такова природа клопоидолов — они получают подпитку от любого негативного переживания. Низкая, но существующая вероятность успеха моей атаки также питала Иудушку Каиновича.
Извращенные они существа, паразиты эти.
Получалось, надо успокоиться и послушать, что они скажут. Как в шпионских фильмах.
Я без приглашения сел в кресло. А также вернул себе человеческий образ, который я не смог удержать, когда меня поставили перед фактом провала.
— Итак, господа…
Клопапа сцепил пухлые короткие пальчики волосатых рук, сложил губы бантиком и выдохнул.
Здесь я не удержусь от пояснения. Если Нагасима Хиросаки, чей взгляд сверлил сейчас дыру в моем затылке, умела навевать иллюзии, оставаясь богомолихой, то клопоидолы, так же как и я да берсеркьюрити, были мастерами трансформации.
Свой облик Разоряхер продумал не менее тщательно, чем я свой. Острые глазенки, невротически стреляющие из-под густых бровей, прямой длинный нос с вяло обвисшим кончиком, тонкие губы, редко остающиеся неподвижными, даже морщины и вечный пот на плешке и лбу — всё выглядело так, чтобы произвести максимально отталкивающий эффект. Клопапа играл и на антисемитизме, и на асексуальности образа, и тупо на сходстве с Березовским — главным медийным демоном девяностых.
Уверен, если бы Разоряхеру пришлось сменить личину, он бы чубайсоморфировал.
Сейчас Иуда Каинович громко причмокнул и искривил губы в невероятно неприятной улыбочке. Большие пальцы покоящихся на пузике рук принялись быстро описывать круги.
— Мы тебя, Яша, знаем как облупленного, — сказал он. — И все данные говорят, что ты будешь с нами. Добровольно, с радостью и глубокой преданностью мне и моей семье.
Я холодно хмыкнул.
Разоряхер стал накручивать пальцами в противоположную сторону.
— Видишь ли, мой пресмыкающийся дружок, у тебя не остается других вариантов. Даже в геройской смерти я тебе отказываю. Я гуманист, особенно если речь ведется о неантропоморфах.