Нагасима усмехнулась, Хай Вэй и Ту Хэл не поняли лингвистической игры. Клопапа продолжил:
— Твой наставник, Яша, очень интересный вылезавр. Великий охотник и легенда. Идеал, о котором у вас на родине, как я слышал, поставили роскошный интраспектакль. Дурацкий вид искусства, кстати. Чтобы я надевал шлем и впускал галлюцинации в мозг? Никогда в жизни! — Разоряхер расцепил руки и с видом государственного обвинителя наставил на меня указательный палец. — Самоконтроль. Полный. Тотальный. Ежемгновенный. Вот залог полной жизни, дружок.
Он помолчал, снова сцепив руки и запустив бесконечное вращение больших пальцев.
На меня навалилась усталость. Наверное, иссяк эмоциональный заряд, связанный с опасностью. Теперь было почти всё равно.
— Оборонилов — это величайшая ошибка вашего рода, малыш, — продолжил разоряться Разоряхер. — После долгих лет успехов… Вместо того, чтобы уйти на отдых, он споткнулся об меня. Я изучил его и даже полюбил. Да-да, я вас полюбил, милые мои охотники. Вы примитивны и оттого предсказуемы. А еще упрямы. Ты вчера запрашивал у своего компьютера список нарушителей вашего идиотского кодекса.
Великая сушь, они и компьютеры «слушали»! Полный провал…
— Трое там. Последним номером идет твой наставник, дружок. — Разоряхер замолк, ожидая моей реакции. Даже пальцы остановил.
Конечно, я ему не поверил. Излагал он бойко, но и я не из деревни приехал.
Только вот в чем забава: я ведь и сам сомневаюсь в действиях шефа… Поэтому я крепко поразмыслил.
Как я попал в команду Ярополка Велимировича? Опубликовал заявку в информатории — если и есть канал официальнее, то я такого не знаю. Через некоторое время пришел вызов от Оборонилова. Собеседование по дальней связи, дополнительная виртуальная встреча, и вот я принят.
Пробиться в команду прославленного охотника — главная удача молодого вылезавра. А я, между прочим, отличник и спортсмен. Почему бы Ярополку Велимировичу не заинтересоваться перспективным ящером?.. Я влился в бригаду уже в разгар охоты, но это нормально — состав пополняется постепенно, по мере приближения к логическому финалу.
Очевидно, опытный Разоряхер догадался, о чем я думаю, и подкинул дровишек в топку моего ума:
— А ты в курсе, что ты подменный?
— Не понял.
Иуда Каинович снова выпустил воздух через трубочку губ.
— Оборонилов потерял одного из членов команды. Пришлось нанимать тебя.
— Ничего об этом не слышал, — отмахнулся я. — Рано вбрасываете, шаблон еще недостаточно разорван.
— Возможно. — Он подчеркнуто равнодушно пожал плечами. — Ты считаешь, что мне больше делать нечего, только вот здесь сидеть и всякую зелень на понт брать? Наивный паренек…
С Разоряхером вдруг приключилась метаморфоза — из плешивого потливого самца человека он превратился в коренастого вылезавра.
— Прошу любить и жаловать, — раздался голос за моей спиной. — Член нашей семьи, осознавший преступность кодекса охотника и ваших хищнических наклонностей.
Я обернулся.
В дверях гостиной стоял Иуда Каинович Разоряхер.
Снова посмотрев на своего прежнего собеседника, я увидел вылезавра.
— Привет, заместитель. — Он подмигнул.
Я вскочил из кресла, сбрасывая личину.
Заорал Ту Хэлу:
— Что ты мне вколол?!
Меня не удостоили ответом.
Разоряхер номер два прошел к дивану и сел. Теперь Ту Хэл и Хай Вэй переместились ближе, отсекая мне возможность атаковать клопапу. Нагасима Хиросаки, остающаяся за моей спиной, щелкнула затвором, посылая прозрачный намек.
Что же это выходит?! Иуда Второй — истинный, а Разоряхер Первый — лже-Иуда?!
Я покачнулся и плюхнулся в кресло. Мне стало паршиво: сначала замутило, потом пробежала судорога по телу — дело табак: у нас, вылезавров, это симптомы мощнейшего шока. Круче оцепенения в разы.
Накатила тьма, точнее, я провалился в нее, как пешеход под лед реки. Холод схватил меня за бока, и я стал яростно выгребать туда, где только что виднелся смутный свет.
— Когда он очухается? — услышал я раздраженный голос Разоряхера. — Я же сказал, одинарную дозу, Нагасима…
— Я подстраховалась, он действительно хорош, — донесся откуда-то издалека голос богомолихи.
Я открыл глаза. Долго искал фокус, затем наконец-то вернулась резкость.
Похоже, я полулежал в кресле большой комнаты, по-моему, гостиной, а напротив в бежевом кресле сидел Иуда Каинович.