Я встаю на ноги, не обращая внимания на боль, которая от сломанного запястья распространяется по всей руке. Тот, кто убил Юлианет, — или то, что убило ее, — по-прежнему находится здесь. Я слышу, как оно дышит. Я пытаюсь бежать, но не мощное тело снова подводит меня из-за боли и оцепенелости в суставах я способна лишь ковылять вперед, опираясь здоровой рукой о стену, от которой веет могильным холодом. Я должна добраться до Котла. Я обязана быть сильной.
Я выбрала самый короткий путь — и самый опасный, потому что мне придется покинуть мою личную часть дворца и перейти в большой открытый зал для собраний, примыкающий к тронному залу, где я принимаю просителей. Там заканчивается широкая улица, которая берет начало от внешних ворот города. Если кто-либо хочет, чтобы я его выслушала, он должен пройти пешком оттуда сюда — до сердца Хар Ганета. Смысл такого правила очевиден, но от этого оно не теряет своей действенности.
Мне известно, что на территории большого дворца происходили стычки между моим народом и захватчиками, но я должна пойти на риск подвергнуться нападению. Совершенно очевидно, что за мной и так кто-то охотится. Я это чувствую. Почему они не атакуют сейчас, когда я одна, когда я уязвима? Неужели они ждут, чтобы я испугалась? Чтобы мое изношенное сердце остановилось от страха? Если так, то они просто глупы. Я служила Кхаину семь тысячелетий, властвовала над Хар Ганетом — шесть. За это время страх выгорел во мне. Единственное, что я испытываю сейчас, — ярость.
— Покажись, — шепчу я. Я могла бы возвысить голос, но не собираюсь этого делать — ведь я стараюсь избежать встречи с преследователем, а не расстаться с жизнью. — Или ты боишься меня, немощной карги?
Моя колкая речь не остается без ответа. Сгущающиеся вокруг меня тени смеются.
— Гекарты? У королевы лжи от тщеславия помутился рассудок?
Тулларис изумился совершенно искренне. Госпожа Магии была одной из величайших богинь эльфийского пантеона. Морати проявила неслыханное высокомерие, заявив о правах на ее мантию. Пока только один Малекит посмел провозгласить себя смертным воплощением бога — Кхаина. И это было ложью. Тулларис знал наверняка, потому что бог сам сказал ему об этом.
— Она и правда Гекарта, — произнесла колдунья. — Все меняется, Тулларис. Боги снова идут по земле. Кхаин и Азуриан опять вступят в единоборство, и мир содрогнется. Но вселенский цикл не обязательно должен повториться, Тулларис. Кхаин может одолеть феникса. Если он будет воплощен в достойном эльфе, который способен выдержать его присутствие и обладает сильной внутренней связью с ним…
Тулларис тщательно обдумал ее слова. В таком повороте событий таилась огромная опасность, однако перспективы, представавшие взору, были, без сомнения, прельстительны.
— Каково твое предложение, ведьма? — спросил он.
Она отвернулась.
— Моя госпожа предлагает тебе занять место Хеллеброн во главе культа. Ты будешь помазан как Кхаин и соединишься с Гекартой. Кровопролитие и колдовство станут править Наггаротом вместе.
— У Малекита, возможно, появятся возражения.
— Это не твоя забота, — сказала она, пренебрежительно махнув рукой. — Судьба Малекита решается уже сейчас. Лорд Хаг Граэфа уже разрабатывает план, как убить его.
— Темный Клинок? — Тулларис хмыкнул — Он потерпит неудачу.
— Не стоит недооценивать Малуса Темного Клинка. Он представляет собой гораздо больше того, что видно глазу.
— Так или иначе, твое предложение достойно внимания. По вашему замыслу, я должен только убить Хеллеброн?
— Нет. Об этом мы тоже позаботились Ты должен только занять ее место.
— Это все, что мне нужно было знать, — сказал Тулларис, поднимаясь на ноги и хватая колдунью за горло.
Напрягая все силы, я наконец-то добираюсь до большого зала для собраний. К моему удивлению, на всей его огромной, вытянутой площади нет ни одной живой души. Много недель клевреты Хаоса штурмовали его, стараясь добраться до святилища Кхаина. Без сомнения, их кровавое божество приказало им осквернить святое место и посадить одного из их военачальников на мой трон.
Широкий проход весь завален телами: эльфов, людей и зверолюдов. Обходя лежащие трупы, я ковыляю вперед — настолько быстро, насколько позволяет ноющее от боли тело. До этого момента я старалась держаться темных мест, но я не могу пересечь открытую часть зала и не выйти под свет двух лун: одной — большой и бледной, второй — маленькой и окрашивающей все предметы в зеленоватый цвет.