Я уже вижу святилище — величественное здание из алого мрамора. Я тороплюсь, не смотрю, куда наступаю, спотыкаюсь и падаю. На этот раз я не опираюсь рукой и приземляюсь на разлагающийся труп одной из моих ведьм. Очередное хилое существо — надо же, пасть от клинка человека или грязного зверя-полукровки. В воздух поднимаются облепившие труп мухи, потревоженные личинки ползут от меня, спасая свою жизнь.
Прямо передо мной мрак сгущается, и из него появляется фигура молодой эльфийки, облаченной в цвета Гронда.
— Ну конечно, — хриплю я, поднимаясь на колени. — Кто же еще, как не одна из сучек Морати. Она решила воспользоваться ситуацией и завершить нашу междоусобицу.
Хороший план. Жаль, не я его придумала.
Колдунья опускается передо мной на колени и достает из-за пояса короткий нож. Он украшен пляшущими по лезвию рунами. Она смотрит мне прямо в глаза.
— Настало время перемен, и Морати желает, чтобы ты отныне не путалась у нее под ногами. Вражда с тобой ее больше не развлекает. Но она приказала мне передать тебе послание, прежде чем этот нож вонзится в твое сердце, Королева Ведьм.
— Послушай, просто убей меня и избавь от ее бессмысленной болтовни, — говорю я.
Разозлившись, она бьет меня по лицу и опрокидывает наземь. Я упираюсь рукой в пол, чтобы подняться, и моя ладонь касается чего-то холодного. Чего-то металлического. Кхаин вновь помогает мне — в который раз.
— Грядут великие перемены, — продолжает пустословить колдунья. — Моя госпожа видела это. Тьма поднимается, и боги снова идут по земле. Кхаин обретет смертную оболочку, и Морати, а не Хеллеброн будет стоять рядом с ним.
Она хватает ритуальный кинжал обеими руками и наносит удар.
Я откатываюсь в сторону — это усилие мучительно отдается в моем иссохшем теле — и бью снизу вверх длинным ножом, который когда-то принадлежал мертвой эльфийской ведьме. Меня вознаграждает крик боли. Колдунья наносит яростный режущий удар и ранит меня в ногу — рана длинная и глубокая. Я снова колю ножом, и кровь брызгает мне в лицо. Я проглатываю ее, облизываю губы, впитываю ее силу. Она оживляет меня, и я бросаюсь вперед. Боль уходит, а на глаза опускается красный туман. На мгновение вспоминаются слухи, что Кхаин и кровавый бог северян — это одно и то же существо. Я отбрасываю мысль как нечестивую. Мы не завывающие дикари, собирающие в качестве трофеев черепа врагов и обматывающие себя их кишками. Хотя если посмотреть на меня сейчас, то не очень-то я от них отличаюсь.
Когда жажда крови уходит, я понимаю, что стою над месивом, в которое превратилась посланница Морати.
Меня посещает мимолетное сожаление, что не было времени посвятить ее смерть Кхаину.
Силы оставляют меня, и я падаю. У меня действует только одна рука, из раны на ноге струится кровь, а сама конечность быстро теряет чувствительность — я предполагаю, что клинок убийцы был отравлен. Но я поднимаюсь и продолжаю путь к святилищу.
Колдунья Морати попыталась задействовать свободную руку, но Тулларис сломал ей запястье. Она вскрикнула от боли, но замолчала, когда он еще сильнее сдавил ей горло.
— Ты подослала убийц? — проревел он.
Она судорожно кивнула, и он ослабил хватку.
— Нас трое, — просипела она. — Дракиритки Морати. Меня послали к тебе. Мои сестры уже добрались до Королевы…
Громкий хруст прервал речь колдуньи — это Тулларис сломал ей шею. Он отпустил ее, и тело упало на землю. Тени вокруг него поредели. Ночь прорезал вопль, к нему присоединился еще один. Они доносились со стороны дворца Хеллеброн.
— Дракиритки, — пробормотал он. — Какая театральность.
Это было в духе Морати — назвать своих приспешниц-убийц по имени богини мести. Напыщенно и смешно. Однако угрозу они представляли вполне реальную. Прямо сейчас две из них охотились за Хеллеброн во мраке ее почти опустевшего дворца, и знал об этом лишь Тулларис.
Он убил посланницу Морати, но это никак не повлияет на ее предложение. Ему нужно только позволить сестрам-ведьмам умертвить Хеллеброн, и он станет одним из нескольких самых могущественных эльфов Наггарота. Он снова взглянул на башню, разделявшую небо вертикальной чертой, и попросил Кхаина о наставлении.