И именно призыв к действию дошел ныне до Малуса. Будучи драхау Хаг Граэфа, он мощью превосходил всех лордов ужаса. Числом войска под его командованием уступали лишь войскам самого Наггаронда. «Нет, — поправил себя Малус, — армии, что присягнули моему знамени, ныне превосходят силой тех, кто служит под черным стягом Наггаронда». К солдатам Хаг Граэфа примкнули воины побежденного Наггора и беженцы из Клар Каронда, не говоря уже о целых племенах Теней, что оставили дикие земли и предпочли обрести убежище под сенью шпилей города драхау. По мере того как Малус приращивал силы, мощь Короля-Колдуна иссякала из-за постоянных стычек с варварами и монстрами, стремившимися завоевать его королевство. Сколько тысяч пало, перед тем как орда демонической твари Валькии была разбита? Сколько голов не удержалось на плечах на пути к Гронду во имя расплаты с коварной Морати?
«Твоя звезда сияет, Малус, но будь осторожен — светоч, что пылает ярче всех, и угасает первым».
Малус сжал подлокотники трона, ощущая под пальцами холод малахита. Он кивнул гонцу, высокопоставленному эмиссару, принесшему самое неприглядное предложение. В каждой черточке лица гонца читались хвастливость и высокомерие, порожденные привилегиями и происхождением, уверенность того, чьи прихоти беспрекословно удовлетворялись. Посылая такого типа, отправитель-хозяин явно намеревался подчеркнуть для Малуса значимость и опасность предложения.
— Можете передать ее светлости, что я встречусь и с ней, и с ее союзниками, — вынес вердикт Малус.
Гонец поднял взгляд, его выдавала лишь маленькая снисходительная искорка в уголках глаз.
— Цатина была уверена, что ваше величество примет ее предложение. — Он снова склонил голову. — Хотите, чтобы я передал ей какую-нибудь весть?
— Я сам пошлю весть Кхире, — ответил Малус.
В один стремительный миг драхау, оставив свой трон, ринулся на посланника. Высокородный был быстр — достаточно быстр, чтобы одной рукой заслониться, а второй потянуться к кинжалу, хитро припрятанному во вшитых в подкладку плаща ножнах, — но Малус был быстрее. Черное лезвие прошло через руку гонца, словно сквозь масло, отрезанные пальцы упали на пол, и зачарованный металл Варп-меча Кхаина погрузился в грудь друкая. Кровь алой пеной выступила на губах умиравшего высокородного, кинжал, так и не нанеся удара, прозвенел оземь.
Малус воззрился на окровавленную падаль. Происхождение и статус больше не играли роли. Церемониям пришел конец; ныне что-то значили лишь скорость реакции и безжалостность, острый глаз и твердая рука.
— Сайлар! — крикнул Малус, вытирая клинок плащом своей жертвы.
Из тени зала для аудиенций выступил высокий, крепко сложенный эльф и вошел в дрожащий круг света, отбрасываемый нависающими лампами. Как и недавно убитый гонец, он носил искусно сделанную кирасу из стальных чешуек, и лицо его было столь же благородно и чистокровно. На этом, однако, сходство заканчивалось. Сайлар Кровавый Шип был из Хаг Граэфа, и никто из сынов Хага не смел глумиться над Малусом Темным Клинком. Даже самые сокровенные мысли поверяли они драхау из страха перед ним; им слишком хорошо известны были деяния лорда ужаса и судьбы его врагов, чтобы питать какие-либо иллюзии насчет неповиновения ему. Дворяне Хаг Граэфа могли ненавидеть Малуса, но — не недооценивать.
— Изволите, чтобы это унесли? — спросил Сайлар, указывая на зарубленного гонца.
— Бросьте его куда-нибудь, где агенты цатины непременно найдут, — велел Малус.
Сайлар склонил голову, не осмеливаясь смотреть господину в глаза.
— Она сразу поймет, кто убил его.
Это была святая правда: ни одно оружие во всем Наггароте не оставляло таких ран, как Варп-меч.
— Конечно, поймет, — согласился Малус. — На это я и рассчитываю.
Взмахом руки он благословил Сайлара на выполнение мрачного задания. Вскоре Кровавый Шип потащился прочь — тело посланника было завернуто в шелковую накидку и закинуто на его плечо, словно мешок с провизией.
«Они предлагают тебе объедки со стола власти. Я предлагаю тебе устроить пир. Зачем довольствоваться аппетитом смертного, когда можно стремиться к большему?»
Отвернувшись, Малус направился к столу, где ждала бутыль. Вино взывало к нему, судорога желания сковала тело. Вино сулило освобождение — и если он будет в должной мере слаб, чтобы принять его…
«А ты ведь слаб, Темный Клинок?»
Губы Малуса искривились в усмешке, рука, протянутая к бутыли, замерла — а потом сжалась в кулак. Рыча, как зверь, он опустил кулак на стол. Бутыль грянула об пол, брызги драгоценного вина полетели в стороны. Малус уставился на пролитую жидкость. Голос в голове подсказывал, что он все еще может пасть на четвереньки и лакать ее, как собака.