— И они свернули сюда, — продолжал Миха. — Свернули, чтобы скользя вдоль границ эгльрами, выйти к Шунко…
— Хм, — задумался старый воин-наставник.
— Теперь слушай дальше, — рассуждал Миха. — По горам с лошадьми, с обозом, с «парящим фургоном» им не пройти. Остаются дороги. Пропитание им тоже не добыть — приходится грабить. Но грабежи не могут остаться безнаказанными, поэтому их атаман будет нас ждать… Если бы мы завтра двинулись на Санка, непременно угодили бы в засаду.
— Ну, предположим, — нехотя согласился Навли.
— А мы на Санка не пойдём, — рассмеялся Миха. — Их атаман не сможет нас ждать долго, его наверняка преследуют эльфы, да и в фургоне у него должно быть что-то ценное. Поэтому он двинется вот сюда, через Ящеричий отрог. Единственное место, где можно переправиться с «парящим фургоном» — вот эта деревенька под названием Басина. И здесь не они на нас, а мы на них сделаем засаду…
— Шустёр! — усмехнулся старый Навли. — Ну, шустёр! Ему велели очистить от разбойников восходные округа, а его несёт на полночь. Клянусь печёнкой, за такие дела с тебя отец с живого шкуру спустит…
Глава тринадцатая
«Фру-фру», мохноногая лошадка
— Аня! Послушай, Аня!..
— Юркин, чего тебе? — обернулась девушка.
Даже чумазая и растрёпанная, в блузке и светлых джинсиках, порванных на коленях уже не только согласно требованиям моды, с выгоревшими на солнце короткими светлыми волосами, выглядела она восхитительно. На правом запястье болтался коричневый ремешок, завязанный на счастье ещё в Москве и не пропавший, не потерявшийся за прошедшие десять дней, в вырезе блузки на золотой цепочке покачивался прозрачный кулончик… Пробивавшийся сквозь переплетение ветвей солнечный свет подсвечивал волосы девушки, набиравшей на берегу ручья воду в пластиковую канистру.
— Юркин, что случилось? — переспросила Анечка. — Ты на меня так смотришь, словно снова увидел полосатую кошку, что едва не прыгнула на нас с дерева три дня тому назад…
— Нет, Аня, я… — Юра снова не смог подобрать слова. — Я люблю тебя!..
— Ой, мамочки! — рассмеялась девушка. — Юркин! Если бы ты знал, как мне это надоело. Да на свете полным-полно девушек…
— А мне не нужно, чтобы… э-э… полным-полно!.. — Юра даже задохнулся от возмущения и обиды. — Мне нужна ты, только ты! Аня, не веришь? Ты — самая красивая, самая замечательная… Ты — милая, чудесная, лучше всех на свете…
— Блин, завёл свою шарманку! — фыркнула Анечка. — Тысячу раз прав Вовкин, когда говорит, что не надо было с тобой ехать. Уж точно не застряли бы в этом дурацком лесу. Мне на работу выходить послезавтра… Наверное, я точно не знаю. А где мы теперь? Скажи, где?..
И вскочив, побежала прочь по тропинке.
На ручку оставшейся на берегу канистры опустилась летающая ящерица. У неё были кожистые перепончатые крылышки, длинный узкий, раздваивающийся на конце хвост, тело покрывали мелкие перья, а черепашья пасть полна крошечных зубов. Ящерица была весела и беззаботна и, как успели убедиться москвичи, совершенно безобидна — её товарки охотно брали хлеб и орешки с протянутой ладони.
Глядя на нагло выпрашивающую подношение ящерицу, Юра думал о том, как же не хочется возвращаться в лагерь. Даже если Анечка не расскажет об очередной попытке с ней объясниться — за что Володя мог приятеля запросто побить, видеть обеих девушек, слышать их сочувственные перешёптывания было невыносимо.
Не зная, на что решиться, Юра посмотрел на часы — без нескольких минут два, причём сразу не поймёшь, дня или ночи. Раз за разом маленькое жёлтое солнышко вставало и садилось всё позже и позже, медленно и верно превращая день в ночь, а ночь в день. Засекая время восхода и заката, Володя определил, что в здешних сутках двадцать шесть часов с минутами, и что планета имеет заметный наклон оси — ночь длится десять часов, тогда как день — целых шестнадцать.
Непривычно долгие дни не спешили обрушить на москвичей одуряющую жару. Ночи были удивительно светлыми — две луны и знакомая яркая звезда, встающая над самым горизонтом, заливали окрестности колдовским полупрозрачным светом. Здешние сосны с красноватой корой, хотя и не шли ни в какое сравнение с исполинами из оставшегося за горами леса, были раза в два выше обычной земной. Вместо иголок росли длинные узкие, пахнущие хвоей листочки. Стволы обвивал цеплявшийся за малейшие неровности плющ — усыпанные цветами мохнатые плети свешивались с каждой ветки, придавая лесу сходство с тропическими джунглями. В реке водились крокодилы — мелкие, в руку длиной, но не менее зубастые, чем их земные сородичи. Дважды двухсантиметровые муравьи заставляли менять место ночлега.