— Что там может блестеть, Анхен? — спросил Володя, направляя бинокль на противоположный берег. — Слушай, Юрыч! А ведь верно… Я буду не я, если это не армейская оптика…
— Если здесь… э-э… средневековье, откуда взяться оптике?.. — попробовал возразить Юра.
Володя не успел ответить — за поворотом послышалось знакомое тарахтение, сопровождающееся характерным перестуком копыт. Смирная до поры Фру-фру, словно стараясь оправдать своё имя, принялась фыркать и ржать. Из леса, перекрывая обратный путь, выползла гружёная дровами телега.
Увидев москвичей, сидевший на передке угрюмый подросток в похожей на будёновку шапочке-колпачке с отворотами натянул вожжи. Шагавший рядом огромный чернобородый мужик с гривой нечёсаных смоляных волос выхватил из-за пояса здоровенный топор. Крошечный, с горошину, мальчик, с усилием волочивший лукошко с ягодами и зеленью, спрятался за широкой отцовской штаниной.
— Сэ сагикур, папи-ка? — спросил он дрожащим голосом.
— Володь… э-э… девчат, — шёпотом сказал Юра. — Только не бежать. Держаться спокойно и не показывать, будто мы боимся…
— Умный ты, Юрыч… — так же вполголоса заметил Володя.
Несколько долгих, бесконечно долгих минут москвичи и местные жители смотрели друг на друга. Грубые, потрёпанные, латанные подпоясанные рубахи и широкие мешковатые штаны. Не запахивающаяся жилетка — на мужике, длинная разрезная куртка с широким поясом — на подростке. Сплетённые из древесной коры чудные остроносые туфли, обмотки и полное отсутствие пуговиц — вместо них шнуровка или короткие завязки.
— Кираэ-ва? — спросил мужик, приподнимая топор.
— Так, спокойно! — ответил Володя, показывая пустые ладони. — Мир, дружба, жвачка… И, как говорит наш шеф, взаимопонимание. Мы вас не трогали, ничего не сделали, даже слова не сказали — а вы, так сразу за топоры…
— Компари-ни, — ответил мужик. — Сэ Апина Лихаси ори Басина. Кираэ-ва? Дуэ парну-ва ша э кату папи-ка Ишка?
— Наверное, спрашивает, кто мы, — предположил Юра. — И где взяли телегу с лошадью…
— Было бы лучше, Юрыч, если бы ты мог ему ответить, — возразил Володя.
— Володь, не издевайся, — привычно пришла на помощь Надя. — Сам видишь, они нас не понимают, и почему-то боятся…
Местные жители и, правда, заметно нервничали. Мужик не выпускал топор, а ладонь спрыгнувшего с передка подростка легла на рукоять торчавшего за поясом ножа. Поставив лукошко в дорожную пыль, мальчишка изо всех сил вцепился в отцовскую штанину.
— Сэ сагикур мо, — громко заметил угрюмый подросток.
— Freund! — ответил Володя. — Wirsindnichtсагикур. Nichtсагикур, verstehen? Она — Анна, я — Владимир, это — Надежда и Юрий, понимаешь?
Мужик задумался. Думать он явно не привык, потому что, опустив топор, ткнул себя чёрным, заскорузлым от работы пальцем в наморщенный лоб. Затем этим же пальцем показал на нарядную, пахнущую туалетной водой Анечку.
— Шайу-са?
— Мда-а! — протянул Володя. — Слушай, друг! Ну, как тебе объяснить-то? Анна. Надежда. Владимир. Юрий.
Мужик снова задумался.
— Апина! — нехотя выдавил он, дотронувшись до кончика носа. — Апина Лихаси ори Басина.
Мужик показал на видневшуюся вдали деревню.
— Басина, — объяснил он. — Вилари Басина.
Мужик помолчал немного.
— Атни! — корявый палец показал на угрюмого подростка.
Подросток презрительно фыркнул, крепче вцепившись в рукоять ножа. Тем временем отцовская ладонь отцепила от штанины цепкие мальчишеские пальчики.
— Оти! — заодно мальчишка получил от отца и звонкий подзатыльник.
— Ну вот, — обрадовался Володя. — Процесс пошёл, как говорил первый и единственный президент Советского Союза.
— Оти! — повторил мужик. — Кару-фэ и вилари, тарв рэ Машар…
И ещё целый ворох столь же непонятных слов.
— Уа-уа, папи-ка! — обрадовался мальчуган.
Передав отцу лукошко с ягодами и молодыми побегами папоротника, он со всех ног припустил к виднеющейся вдали деревне. По ветру заполоскали полы ветхой рубашонки, чёрные пятки поднимали фонтанчики красноватой пыли.
— Мальчики, я боюсь! — шепнула Анечка. — Сама не пойму, просто тревожно…
— Сама подумай, Анхен! — успокаивал подругу Володя. — Мы не преступники, не бандиты какие… Лошадь взяли, но мы же не виноваты, что хозяин сбежал. И потом, мы же её и вернули… Взаимопонимание, вроде бы, налаживается…
— Луби коас шайора, — подтвердил мужик. — Вота-о вилари, Басина-са. Ре Машар деса-ко феир, са луби…
Взявшись за вожжи, Юра в который раз убедился, что лошадь совсем не похожа на автомобиль — ступив на больную ногу, Фру-фру возмущённо заржала. Крестьянин и его сын не без интереса следили за ними.