Пьяные приятели снова расхохотались.
— Аски Осонахи та Кано, таль та Авирси! — в голосе Ирику зазвенел металл. — Возвращайся в замок, ступай на чердак и проспись. А завтра не забудь извиниться. Аню хоть и иноземка, но не из «смиренных»…
Пошатнувшийся парень удержался на ногах каким-то чудом.
— Не из «сми… смиренных»? — переспросил он с всё той же глумливой ухмылкой. — Тогда скажи, с-сестрёнка, где её земли? К-каков её герб? Кто её родня? Нашли себе разбойничью… (непонятное слово) и воображаете, будто она — одна из нас…
— Та Сетли! — обернувшись, Ирику отыскала глазами сержанта с жезлом. — Ты служишь мне!
Повинуясь команде сержанта, за его спиной выросло шестеро воинов. Один из приятелей, по всей видимости, не такой пьяный, как остальные, обнял белобрысого парня и, шепча ему на ухо, повёл прочь.
— У папы ссора выйти с Каринта, — объяснила по-русски Ирику. — Аски повести войско. И проиграть. Папе пришлось его покупать… Перекупать…
— Выкупать, — поправила Анечка.
— Да, платить выкуп землями, — подтвердила орнелийская принцесса. — Земли от дедушки, жалко. А теперь, когда Миха разбойников перебить и вернуться домой с добычей, Аски сделаться совсем плохой. Всё время пить и ругаться…
Сопровождаемые камеристками, сержантом с жезлом и стражниками, подруги неспешно зашагали вдоль загонов, где пофыркивали, хрустя овсом и сеном, и переминались с ноги на ногу лошади. Наморщившей носик Анечке сразу же сделалось скучно — зато оказавшаяся в своей стихии Ирику буквально засыпала купцов вопросами. Разговор шёл на вехтарийском, но даже понимавшая отдельные слова и фразы москвичка никак не могла уловить их смысл. Ну как, скажите на милость, длина шеи и форма головы лошади может сказываться на скорости её бега?
Возле лабаза всеобщее внимание привлекла словно отлитая из золота тонконогая лошадка с непривычно светлыми, чуть ли не белоснежными хвостом и гривой. Покупатель — нагломордый дворянин с кошачьими усиками, похожий на д’Артаньяна из французских двухсерийных «Трёх мушкетёров» приказал её заседлать и объездить. В результате один из конюхов сидел, прислонившись к лабазному столбу, вытирая сочащуюся из рассечённой головы кровь, то и дело прикладываясь к бутылке. Над другим, без движения лежавшим на земле, склонился лекарь в зелёном. Ещё двое укладывали на круп брыкающейся лошади тяжёленный мешок.
— Напугали! — громко сказали в толпе.
— Проку не будет, — объяснял двум сопровождаемым дамам, по всей видимости, жене и дочери, пожилой седобородый чиновник в кафтане гербовых цветов. — По мешку на круп и на шею, смирится. А через октицу отойдёт, снова начинай…
Тем временем поплевавшие на руки конюхи подняли второй мешок. И тут, расталкивая народ, колотя зазевавшихся ножнами меча, на площадь перед лабазом вышел Миха.
— Стойте! — приказал он. — Уберите мешки и седло! Откройте ворота, а лошадь подведите к крыше. Я её объезжу!..
По толпе прошли шепотки. Народ раздался в стороны, и кто-то, вскочив на коня, поскакал вдоль набережной, криками предупреждая грузчиков, купцов и зевак о предстоящем испытании. Сняв берет с чёрно-серыми перьями, Миха бросил слуге перевязь с мечом, избавился от кафтана-безрукавки и, с помощью того же слуги, от сапог. Босой, в чёрных суконных штанах и белой рубашке, второй сын осконского эгля вскарабкался по лабазному столбу, перебирая руками и ногами, словно обезьяна. Хрустя расползающейся черепицей, он остановился на самом краю крыши, куда по его распоряжению подвели лошадь.
— Мамочки! — Анечка запоздало сообразила, что именно собирается делать второй сын осконского эгля. — Ир! Останови его. Он же убьётся!..
Словно подтверждая её опасения, лошадка снова взбрыкнула. Анечка повернула голову — Ирику сделалась белой, как мел. Стоя на краю крыши, Миха откровенно тянул время, заставляя нервничать орнелийскую принцессу с её гостьей и волноваться собравшуюся на набережной толпу.
— Отпускай! — в конце концов, приказал он.
Ждавшие этой команды конюхи бросились в стороны. Оказавшаяся на свободе лошадка радостно заржала — но тут на её шею мягко приземлился орнелийский принц. Не ожидавшая подвоха лошадь присела, согнув передние ноги, затем взвилась на дыбы — в толпе ахнули. Анечке вспомнилось виденное по телевизору американское родео — тамошние необъезженные лошади, стремясь сбросить всадников, так же подпрыгивали и брыкались.