— Примерно полумиль тридцать на полночный закат… — в эту минуту Анечка чувствовала себя, минимум, миледи де Винтер. — То есть, ой! Конечно же, на полдень…
Подъехавший к дворянину забавный толстячок назвал имя, похожее на испанское. Он снял шляпу, и тут москвичка поняла свою ошибку — перед ней был не толстячок, а горбун, прятавший горб под широким плащом, и носивший завитой парик, похожий на принятые при дворе Людовика XIV, Короля-Солнце, только покороче. Выбившись из-под парика, на лбу трепетала жиденькая седая прядка. Намереваясь её поправить, горбун поднял руку — именно в этот момент, с какой-то пронзительной ясностью Анечка поняла, что однажды уже видела и это гладкое, лишённое растительности лицо, и жест, каким горбун поправлял не прядку, а капюшон алого плаща. Сердце упало в пятки, сделалось холодно — девушка смотрела, веря и не веря, узнавая и не узнавая… Как вдруг поняла, что узнана сама.
— Взять! — ткнул горбун в Анечку пальцем.
Кажется, растерялась не только москвичка, но и возглавлявший караван молодой дворянин. Повернувшись к горбуну, он задал вопрос на незнакомом, лишь слегка напоминающем вехтарийский языке. Горбун ответил, снова указав на девушку — Анечка не успела взяться за поводья, как двое в железных шапках оказались от неё справа и слева.
— Нет! — закричала москвичка, мешая русские и вехтарийские слова. — Что вы делаете? Вы не имеете права! Что всё это значит? Кретины, идиоты, придурки! Да, пустите же меня!..
Успевший просохнуть сокол свечой взмыл в небо. Сделалось тесно — Лису схватили под уздцы. Анечка ухитрилась ударить одного из обидчиков плёточкой по железной шапке — отшатнувшийся парень выругался. Выхватив меч, дворянин поднёс остриё к лицу девушки.
— Советую подчиниться, госпожа моя!
— Не-ет! — в глазах Анечки потемнело от страха. — Сволочи феодальные! Миха-а!..
Почти сразу послышался гнусавый звук рога, сопровождаемый перестуком подкованных копыт. Отскочивший та Лари отвёл меч, парни в железных шапках развернулись, на ходу выхватывая оружие. Чудом удержавшаяся в седле, Анечка завизжала — успевший оставить где-то сокола, Миха налетел на обидчиков, словно живой красно-чёрно-зелёный вихрь. Всё произошло быстро, жёстко и страшно — два лязгающих клинка скрестились с одним и сразу же разошлись. С лёгкой небрежностью, словно очерчивая вокруг себя и девушки защитный круг, младший Осонахи провёл мечом — один из парней в железной шапке завалился на шею лошади и медленно, словно нехотя, сполз с седла. Выронивший меч Асно та Лари обеими руками зажимал разрубленную щёку.
Второй парень снова попытался схватить Лису под уздцы — два клинка скрестились перед глазами москвички. Минуту спустя удивлённая девушка поняла, что всё кончилось — горбун в жёлтом парике и обезоруженный Асно та Лари медленно отступали к успевшему удалиться каравану, скорчившийся парень в железной шапке лежал на траве, а второго, запутавшегося ногой в стремени, волокла убегающая лошадь.
— Мамочки! — не переставала повторять Анечка. — Ой, мамочки!..
Не участвовавшие в схватке всадники, оставив караван, скакали к орнелийскому принцу и его спутнице. Спрыгнувшие с облучков возницы заряжали арбалеты, уперев стремена в землю. Побросав удочки, мальчишки с визгом бежали прочь, успевшие установить колесо крестьяне, повалились на телегу, изо всех сил нахлёстывали лошадь. Но, вместо того, чтобы ускакать, младший Осонахи перебросил меч в другую руку, выхватил из-за спины рог и затрубил. «Победу празднует… — пронеслось в голове у перепуганной москвички. — Мамочки, ну почему мужчины такие придурки!..».
Первого из атакующих всадников младший Осонахи спешил, метнув кинжал, ловко поднырнув, вывел из игры другого, после чего схлестнулся сразу с тремя. Вскоре один из этих троих тоже покатился потраве колобком — орнелийский принц действовал быстро и жёстко, не собираясь давать противникам уроков фехтования. Впрочем, оставшиеся двое насели на него так, что даже Михе приходилось отступать. Несколько раз сталь сверкнула над белой чёлкой Лису.
«Вот это парень! — выпустив поводья, боящаяся закричать, Анечка зажала рот обеими руками. — Да как можно его сравнивать с кем-то из наших, рыхловатых московских ребят?.. Мамочки мои!..».
Оказалось, что младший Осонахи ещё и не глуп — и не собирается, подобно прижавшемуся к стене месье де Бюсси, в одиночку драться против полудюжины любовников Его Величества Генриха III. Поняла она, и почему остальные всадники не спешат на помощь товарищам, а расходятся справа и слева.