В просторном, покачивающемся в такт движению салоне нашлась лишь Ниету. Сидя за столиком, высунувшая от напряжения язык камеристка честно пыталась осилить вторую страницу «Похода трёх тысяч» Ильми та Каса. Её коленопреклонённая госпожа обнаружилась на занавешенном циновками балконе второго яруса — серое дорожное платье, шапочка с пером, из-под которой выбиваются собранные в шлычок волосы. Миха умилился, решив, что дама его сердца смиренно молится — подобно сестре, за две последние октицы вытершая коленями чуть ли не весь пол в рамуве и спалившая добрую половину имевшегося в Осконском замке ладана. Потом испугался, предположив, что она снова плачет — как плакала в первые дни, то и дело закатывая скандалы. Услышав шаги и шелест откидываемой занавески, Анечка торопливо выпрямилась. Только теперь младший Осонахи сообразил, что гостья дома та Кано пытается разглядеть происходящее на нижнем ярусе сквозь щели в плотном бамбуковом полу. Когда фургон трогался в путь или двигался очень медленно, с нижнего балкона доносилось ритмичное постукивание работающих рычагов.
— Миха! — улыбнулась москвичка. — Ой, мамочки! Это мне?..
Улыбка девушки оказалась настолько прелестна, что заранее заготовленные слова вылетели из головы. Замерев, с бешено бьющимся сердцем в груди, Миха в очередной раз подумал, что никто из сестёр и дочерей отцовских вассалов… Да, что там — на всей «Зелёной корзинке» нет никого, кто способен так улыбаться.
— Да, это тебе… То есть, вам, Аню!.. Анна… — ответил по-русски Миха, коверкая слова даже сильнее, чем сестра. — Самой чудесной и самой замечательной девушке на свете…
— Ой, мамочки! — Анечка так и замерла, обхватив ладошками щёки.
— Это сказать нечто неправильно? — заволновался младший Осонахи.
— Нет, всё правильно, — успокоила его Анечка. — Просто немного неожиданно…
— Моя бабушка, Кирайу Симахи была наполовину мертонка, — продолжал Миха на родном языке. — Дедушка знал мертонский, и однажды объяснялся на нём с бабушкой в разгар сражения, когда каринтийцы прорвались к его шатру. Только представьте: вокруг мечи звенят, копья ломаются, а дедушка на мертонском просит бабушку пройти в укрытие… А я уже Высокий Месяц беру уроки у респати Иломы.
— И как? — поинтересовалась Анечка.
— У вас очень необычный язык, — признался Миха. — Как и вы сами. Помните, однажды я сказал вам, что вы самая удивительная девушка на свете. Вы тогда не поверили, даже посмеялись, но скажите — разве не я оказался прав? Вы удивительная, Аню! Вы сами по себе тайна. Самая настоящая, прелестная, живая тайна…
— Мой господин Миха Осонахи та Кано, таль та Расви, — на мгновение взгляд девушки сделался холодно-ледяным. — Если вы сейчас снова примитесь объясняться мне в любви, и по своему обыкновению, броситесь передо мной на колени, я на вас… да-да, на вас… очень здорово рассержусь!..
— Но что делать, если это правда? — не согласился Миха. — Дедушка Ирса Терихи лишь однажды удостоился аудиенции у Его Величества. Отец и вовсе никогда его не видел, будучи удостоен лишь беседы с Наместником. А вы? Вы разговариваете с Высокой Владычицей, как равная с равной. Даже осмеливаетесь спорить — и она не просто соглашается, а покорно за вами следует…
Анечка улыбнулась. Её Величество Рокаэль оказалась изрядной капризулей. Путешествовать она желала с привычным комфортом, в сопровождении пышной свиты. Высокого Лорхиэ, за которым было всего пятнадцать воинов — младший из сыновей, три внука, четверо правнуков, а остальные — более дальние родственники, это ставило в откровенно невыгодное положение. Погасила разгоравшийся скандал Анечка, заявившая, что под эльфийским конвоем никуда не поедет.
В результате отряд состоял всего из сотни всадников. Сам Миха, отрядный старшина Като та Эсви, весёлый дедок Навли та Ончи — бывший воин-наставник, а ныне отставной, с сохранением земельного держания, пользующийся всеобщим уважением дворянин. Десять отобранных Михой «блистательных», имеющих право распускать собственное знамя — у каждого свой отряд. Четыре «парящих фургона» — высокого Лорхиэ сопровождали десять «ЗвёздноРождённых», Владычицу Рокаэль — восемь конных воинов, переводчик в древесной шляпе и три служанки.