Выбрать главу

Пьяные приятели снова расхохотались.

— Аски Осонахи та Кано, таль та Авирси! — в голосе Ирику зазвенел металл. — Возвращайся в замок, ступай на чердак и проспись. А завтра не забудь извиниться. Аню хоть и иноземка, но не из «смиренных»…

Пошатнувшийся парень удержался на ногах каким-то чудом.

— Не из «сми… смиренных»? — переспросил он с всё той же глумливой ухмылкой. — Тогда скажи, с-сестрёнка, где её земли? К-каков её герб? Кто её родня? Нашли себе разбойничью… (непонятное слово) и воображаете, будто она — одна из нас…

— Та Сетли! — обернувшись, Ирику отыскала глазами сержанта с жезлом. — Ты служишь мне!

Повинуясь команде сержанта, за его спиной выросло шестеро воинов. Один из приятелей, по всей видимости, не такой пьяный, как остальные, обнял белобрысого парня и, шепча ему на ухо, повёл прочь.

— У папы ссора выйти с Каринта, — объяснила по-русски Ирику. — Аски повести войско. И проиграть. Папе пришлось его покупать… Перекупать…

— Выкупать, — поправила Анечка.

— Да, платить выкуп землями, — подтвердила орнелийская принцесса. — Земли от дедушки, жалко. А теперь, когда Миха разбойников перебить и вернуться домой с добычей, Аски сделаться совсем плохой. Всё время пить и ругаться…

Сопровождаемые камеристками, сержантом с жезлом и стражниками, подруги неспешно зашагали вдоль загонов, где пофыркивали, хрустя овсом и сеном, и переминались с ноги на ногу лошади. Наморщившей носик Анечке сразу же сделалось скучно — зато оказавшаяся в своей стихии Ирику буквально засыпала купцов вопросами. Разговор шёл на вехтарийском, но даже понимавшая отдельные слова и фразы москвичка никак не могла уловить их смысл. Ну как, скажите на милость, длина шеи и форма головы лошади может сказываться на скорости её бега?

Возле лабаза всеобщее внимание привлекла словно отлитая из золота тонконогая лошадка с непривычно светлыми, чуть ли не белоснежными хвостом и гривой. Покупатель — нагломордый дворянин с кошачьими усиками, похожий на д’Артаньяна из французских двухсерийных «Трёх мушкетёров» приказал её заседлать и объездить. В результате один из конюхов сидел, прислонившись к лабазному столбу, вытирая сочащуюся из рассечённой головы кровь, то и дело прикладываясь к бутылке. Над другим, без движения лежавшим на земле, склонился лекарь в зелёном. Ещё двое укладывали на круп брыкающейся лошади тяжёленный мешок.

— Напугали! — громко сказали в толпе.

— Проку не будет, — объяснял двум сопровождаемым дамам, по всей видимости, жене и дочери, пожилой седобородый чиновник в кафтане гербовых цветов. — По мешку на круп и на шею, смирится. А через октицу отойдёт, снова начинай…

Тем временем поплевавшие на руки конюхи подняли второй мешок. И тут, расталкивая народ, колотя зазевавшихся ножнами меча, на площадь перед лабазом вышел Миха.

— Стойте! — приказал он. — Уберите мешки и седло! Откройте ворота, а лошадь подведите к крыше. Я её объезжу!..

По толпе прошли шепотки. Народ раздался в стороны, и кто-то, вскочив на коня, поскакал вдоль набережной, криками предупреждая грузчиков, купцов и зевак о предстоящем испытании. Сняв берет с чёрно-серыми перьями, Миха бросил слуге перевязь с мечом, избавился от кафтана-безрукавки и, с помощью того же слуги, от сапог. Босой, в чёрных суконных штанах и белой рубашке, второй сын осконского эгля вскарабкался по лабазному столбу, перебирая руками и ногами, словно обезьяна. Хрустя расползающейся черепицей, он остановился на самом краю крыши, куда по его распоряжению подвели лошадь.

— Мамочки! — Анечка запоздало сообразила, что именно собирается делать второй сын осконского эгля. — Ир! Останови его. Он же убьётся!..

Словно подтверждая её опасения, лошадка снова взбрыкнула. Анечка повернула голову — Ирику сделалась белой, как мел. Стоя на краю крыши, Миха откровенно тянул время, заставляя нервничать орнелийскую принцессу с её гостьей и волноваться собравшуюся на набережной толпу.

— Отпускай! — в конце концов, приказал он.

Ждавшие этой команды конюхи бросились в стороны. Оказавшаяся на свободе лошадка радостно заржала — но тут на её шею мягко приземлился орнелийский принц. Не ожидавшая подвоха лошадь присела, согнув передние ноги, затем взвилась на дыбы — в толпе ахнули. Анечке вспомнилось виденное по телевизору американское родео — тамошние необъезженные лошади, стремясь сбросить всадников, так же подпрыгивали и брыкались.

Скатившись с шеи на спину, Миха подобрал поводья. Не сумевшая сбросить всадника лошадь рванула вдоль набережной. Толпа подалась в стороны, кто-то закричал, кого-то сбили с ног… С развевающимся хвостом и гривой, с орнелийским принцем на спине, чья белая рубашка полоскала по ветру, лошадь понеслась к воротам в дальнем конце набережной.

— Аню, не волнуйся! — Ирику осторожно коснулась Анечкиной руки. — Мой второй брат — настоящий та Кано. Он зайца на скаку за уши ловил. А ещё он копия дедушки, такой же умный и предусмотрительный. Если его не сбросили сразу, потом он точно удержится… Кстати, ты забыла заснять его на свою волшебную шкатулку…

Анечка послушно вытащила телефон, взглянув на часы на экране — медленно проходили минуты. В толпе слышались шепотки — присутствующие ставили три к одному на младшего Осонахи. Прошло полчаса, прежде чем вдали послышались громкие крики, сопровождаемые топотом копыт.

И лошадке, и самому Михе эти полчаса дались нелегко — золотистая лошадиная шкура потемнела от пота, рубашка орнелийского принца была теперь далеко не белая. Уже без опаски сделав круг среди ликующей толпы, младший Осонахи подъехал к сестре — во всяком случае, именно так подумала Анечка. Она не сразу поняла, что второй сын осконского эгля обращается не к Ирику, а к ней.

— Госпожа моя! — опустившись на колено, Миха протянул москвичке влажный от пота повод. — Позвольте, от имени нашего Дома и от себя лично преподнести вам этот скромный дар…

— Я? Мне?.. — не поверила собственным ушам Анечка.

Толпа на пристани разразилась троекратным «ура». Отшатнувшаяся Анечка обрадовалась, увидев среди стоявших господина Ирмаха. Опустившийся на колено Миха терпеливо ждал.

— Но я не могу, не умею… — Анечка слишком хорошо помнила приключение с Фру-фру. — Ир, да объясни ты ему… В конце концов, она не наша…

— Это от чистого сердца, госпожа! — поддержал младшего Осонахи господин Ирмах. — Возьмите её под уздцы… Да, вот здесь, и поводите. Она решит, что это вы её объездили, и будет слушаться только вас…

Укрощённая орнелийским принцем лошадка вела себя смирно. Анечка не поняла, как и откуда на её ладони оказался расстеленный платок — бумажных салфеток здесь не знали, с рассыпавшимися кусочками здешнего желтоватого сахара. Белогривая лошадка охотно приняла угощение. Москвичка брезгливо скривила губы.

— Словно не из благородных, — комментировали в толпе. — Как впервые видит…

Анечке стало спокойнее, после того, как сделав круг по пристани, она вернулась к лабазу. Миха куда-то исчез, всем распоряжался несостоявшийся покупатель — тот самый дворянин, похожий на д’Артаньяна из французского фильма. По его приказу четверо конюхов вычесали лошадку, накрыв длинной светло-серой попоной с золотым узором. Ничего не понявшая Анечка не смогла удержаться от улыбки — светло-серая попона и узор на ней были один в один с её сегодняшним платьем. Поверх попоны легло необычно длинное седло с обтянутыми кожей рожками и стременами на одну сторону.

— Какая ронда (непонятное слово) богатая… — продолжали комментировать в толпе. — Младший Осонахи старается… И всё для боящейся лошадей красотки…

Миха вынырнул из-за угла — уже полностью одетый, в кафтане, при мече и пернатом берете. Он успел обтереться и переменить рубашку — тем не менее, от него явственно попахивало собственным и лошадиным потом. Прежде, чем Анечка успела сказать хоть слово, младший Осонахи обнял её правой рукой за плечи, подхватив другой под колени. Москвичка взвизгнула, обнаружив себя поднятой в воздух — утоптанная до каменной твёрдости земля оказалась далеко внизу, а крыша лабаза со сбитой черепицей — неожиданно близко.