— Надь! — шепнул Юра по-русски. — Давай уйдём!..
— Неудобно, — так же, по-русски ответила Надя. — И потом, как мы уйдём? Здесь же не выберешься…
В самом деле, Юра в который раз оказался у стенки — Надя сидела посередине, а возле самого прохода сопел успевший приложиться к бутылке грузный, бородатый Ресо Кевихи. Тем временем «кандидаты в мастера» предъявляли судьям результаты работы — оказавшийся вторым Ратки удостоился жиденьких аплодисментов и нескольких, поднятых вверх правых ладоней. Выбежавшие из боковых дверей мальчики быстро заменили простыни и воду в кувшинах.
— А теперь, собратья, наши соискатели продемонстрируют искусство в создании причёсок для юных красавиц, — начал новую речь ударивший в гонг председатель. — Найдутся ли среди нас девушки и молодые женщины, готовые доверить волосы и красоту нашим соискателям?..
По залу пробежал шёпоток, быстро перешедший в сопровождающийся шутками говор. В дальнем конце, возле входных дверей вскочила одна девушка, в первых рядах — другая. Пробежала распространяющая цветочный запах весёлая толстушка — обогнав всех, она шлёпнулась в кресло крайнего парня справа.
— Похоже, в этом испытании ты не участвуешь, старший подмастерье Ратки Юстахи! — громко сказал занёсший руку с молоточком председатель.
В самом деле, новый знакомец оказался единственным, чьё кресло осталось пустым. В остальных сидели девушки — стоявшие рядом парни, подняв раскрытые ладони, ждали начала испытания. Ратки заметался под доносящиеся смешки.
— Да, есть у меня девушка, есть… — оправдывался он, вызвав новый взрыв смеха. — Просто, она немного стесняется.
Пробежав через зал, «кандидат в мастера» разве что не лёг на собственного дядюшку.
— Выручай, красавица! — запричитал он, оглядываясь на публику и судейских. — Сама видишь, горю! К испытанию не допустят, ещё год в подмастерьях ходить…
— Право, не знаю… — смутилась Надя.
— Ну почему мне всегда не везёт! — вскочив, Ратки едва не вцепился в собственные волосы. — У всех дорогу как кошечка языком вылизала, а я… Выручи, красавица! Ты же выручила меня однажды. Выручи же снова, а я для тебя… Да, я твою комнату цветами завалю, на руках носить буду… Крылатой Заступнице, Айореми Эльдифу сто кисетов ладана сожгу…
— Надь, не надо, — шепнул по-русски Юра.
— Юр, неудобно же… — так же по-русски ответила девушка. — Сам видишь, переживает человек…
«Да, это же игра на публику, шулерство», — хотелось крикнуть Юре. Тянуть Надю к себе или, как тогда, хватать подмастерье за грудки было откровенно неловко — не говоря о том, что он хорошо запомнил предыдущую выволочку. Оставалось в бессилии смотреть, глядя как новый знакомец ведёт Надю к креслу.
— Начали! — скомандовал председатель, ударяя в гонг.
Прежде Юре не доводилось видеть работу парикмахера в дамском салоне, а потому он не мог сравнивать — но даже на его неопытный взгляд, «кандидаты в мастера» не столько стригли девушек, сколько причёсывали. Не было ни машинок, ни фенов — только расчёски и ножницы, непривычно крупные металлические и костяные булавки, цветные ленты… Щипцы для завивки — всем, в том числе и Ратки, время от времени приходилось бегать к жаровне перед судейским столом, меняя остывшие на новые.
— Что он здесь делает? — еле слышно шепнули впереди. — Ратки Юстахи! Его же в том году выгнали…
— Да, словечко за него замолвили, — так же шёпотом ответил другой голос. — Говорят, сам отец-настоятель Святого Викушти…
— За эдакого пройдоху, и рамува заступается? — не поверил первый голос.
— Тс-с…
Первым закончил работу крайний справа парень, соорудивший на голове толстушки нечто вроде завитой розы. Публика разразилась аплодисментами, пятеро из семи судей и добрая половина зала одобрительно подняли вверх правые ладони. Следом закончили работу ещё двое парней — оба соорудили на головах у девушек эдакие смешные бублики. Двум другим девушкам зачем-то вплели в волосы гигантские банты со спускающимися до пояса лентами, волосы ещё одной накрыла тончайшая металлическая сетка. Последняя причёска не понравилась не только Юре — в публике зашикали, четверо из семи судей опустили правые ладони вниз.
Круживший вокруг Нади с булавками в зубах Ратки оказался предпоследним. Сняв с москвички полотно, как и прочие, он поклонился сначала судьям, а затем публике. Публика ахнула, кое-кто даже привстал — семеро судей разом показали раскрытые ладони. Из собственных Надиных и покупных волос — расчёсанные пряди лежали тут же, на столике, Ратки соорудил на голове у москвички нечто, напоминающее сказочную птицу с головой, хвостом и крыльями.
Мальчик, из числа подносивших «кандидатам в мастера» горячую воду и чистые простыни, подал девушке зеркальце на длинной деревянной ручке. Всмотревшись, Надя едва не выронила его, обхватив руками щёки. Вскочивший Юра тяжело опустился обратно на скамью.
«Это называется, ему не везёт… — думал он, глядя на собственные ноги. — Ему не везёт… А почему мне не везёт?..».
Глава шестнадцатая. Отогнув уголок занавески…
— Тс-с!.. — прижав палец к губам, Ирику показала на полупрозрачный камень, лежавший на дне заключённого в металлическую оплётку стеклянного бокала. — Здесь надо тихо-тихо сидеть. Слышно же не только от них к нам, но и от нас к ним, а «ЗвёздноРождённые» — они, знаешь, какие обидчивые!.. Я когда была маленькой, и через наши земли проезжал Наместник Высокого Короля… А плацкартный вагон — это что? Ты мне потом расскажешь?..
Анечке захотелось возразить, что даже из громкоговорителя звуки не могут разноситься настолько далеко. Но тут перед её глазами оказался лежавший рядом с бокалом телефон, за здешний Высокий Месяц успевший разрядиться не более, чем наполовину. Опустившись на обитую бархатом скамеечку, москвичка привычным движением расправила широкие юбки.
«И в самом деле, плацкартный вагон…», — подумала она. Не столько шатёр, сколько огромный дворец из парусины и цветного полотна был разбит в километре от города, на холме под раскидистым дубом. К большому шатру о семи шестах примыкало несколько шатров поменьше, над главным входом натянули навес, справа и слева соорудили деревянные галереи — на одной помещался придворный оркестр Его Сиятельства, на другой, в закутке с двумя скамеечками расположились подруги. Позади Ирику, в таком же закутке у окошечка, сопровождаемые дамой-воспитательницей, шуршали юбками две её младшие сестрёнки. В закутке за спиной москвички перешёптывались камеристки — смешливая Ниету что-то выпытывала у вечно серьёзной, степенной и важной Корсу.
Его Сиятельство Осона Ирсахи сидел на помосте перед шатром, в кресле с подлокотниками и высокой спинкой. В долгополой белой мантии с чёрными хвостиками поверх двуцветного жёлто-белого кафтана, в усыпанной самоцветами короне полированного металла с шестью зубцами, с деревянным жезлом в руках, увенчанным золотым цветком лилии, осконский эгль казался маленьким и смешным. Рядом, в похожем кресле, разве что со спинкой пониже, расположилась его супруга — полная пожилая дама в пышном платье с воланами и металлической диадеме вместо обязательного банта в начавших седеть волосах.
По сторонам — оба старших сына, при мечах и, к удивлению Анечки, в коронах, попроще и поскромнее, чем у отца, всего с четырьмя зубцами. На этот раз Аски трезв, словно стёклышко, зато Миха выглядел чем-то озабоченным. Ещё дальше — два младших сына-мальчика с воинами-наставниками, затем вельможи двора, среди которых оказалось не так уж мало знакомых лиц. Анечка сразу выделила маленького рыжего респати Илому и высокого седобородого канцлера та Роти. Налетающий ветер лениво шевелил разделённые на квадратики жёлто-белые орнелийские знамёна.
Вдалеке, окружённый цепочкой собственных стражников, гордо высился ещё один шатёр — жёлто-зелёный, с затянутыми прозрачной плёнкой проходами, под навершием, украшенным гранёным хрустальным шаром. Отсюда не было видно ни туник с плащ-накидками, ни крючковатых шлемов, ни длинных ниспадающих одежд — но при одном взгляде на жёлто-зелёный шатёр москвичке становилось не по себе.