Увидев её, Юра не колебался. Издали, из окна мчащегося со скоростью пятьдесят километров в час автомобиля, симпатичный особнячок с каменной оградой и высокой башней в углу вроде бы ничем не отличался от похожих, в изобилии стоящих в ближнем и дальнем Подмосковье. К особнячку шла отдельная дорога, проложенная среди заброшенных, заросших низеньким кустарником и молодыми деревцами полей. Проедая в некошеной пшенице широкие коридоры, по полям бродили животные, похожие на пёстрых красно-белых коров с непривычно длинными, похожими на вилы рогами. Целое стадо их, примерно с полдюжины голов, расположившееся на днёвку посреди дороги поспешно, хотя и нехотя, ретировалось, заметив подъезжающий автомобиль.
Оказалось, что этот, окружённый помимо стены ещё и сухим рвом замок-особнячок давным-давно пуст. Часть черепичной крыши провалилась, явив глазам изломанный скелет из почерневших стропил, деревянные, окованные железными полосами ворота были сорваны с петель, около закопченной давним пожаром стены росли неприятного вида растения с широкими пыльными, как у лопуха, листьями и лежащими на земле огромными, похожими на раскрытые сине-зелёные пасти цветами. В сарае москвичей громким шипением встретили крупные, с мужской кулак величиной, коричневые пауки, питающиеся явно не мухами.
— Мда-а, Юрыч! — разочарованно протянул Володя. — Когда ты повернул, я честно признаться, обрадовался. Думал, здесь какая-нибудь контора, налоговая или МЧС… Ладно, пошли осмотримся!..
— Мальчики, лучше не надо! — взмолилась Анечка, хватая Володю за руку. — Вдруг опять кто-нибудь вылезет…
— Погоди, Анхен! — попытался успокоить подругу Володя. — Нужно же как-то выбираться. Вдруг там что-то найдётся — карты, старые папки с делами, обрывки газет… Надо же, наконец, понять, где мы оказались…
Пустой дом встретил москвичей пылью, застарелой сырой затхлостью, и скрипом рассохшихся досок под ногами. На втором этаже, а затем и на третьем, куда ребята поднялись по широкой деревянной лестнице, обнаружилась целая анфилада комнат, залов и переходов с кое-где обшитыми деревом, а кое-где обтянутыми истлевшей материей каменными стенами. Тёмная, деревянная, сработанная под непонятную старину, большей частью изломанная мебель, истлевшие тряпки, забранные мелким металлическим переплётом окна…
Некогда в металлический переплёт были вставлены маленькие разноцветные стёклышки — ныне выбитые, высаженные. Под ногами то и дело похрустывали разноцветные осколки. В основании башни на дне глубокой квадратной шахты лежало огромное, поваленное набок колесо, наподобие мельничного, рядом с которым виднелись проржавевшие остатки непонятного, смутно что-то напоминающего механизма.
— Зря! — сказал Володя примерно через час. — И в самом деле, нечего было сюда лезть, одна пыль и мерзость. Пошли, Юрыч! Надо перекусить и подумать, что делать дальше…
Разговор этот случился на третьем этаже, в просторной полутёмной комнате, прежде явно служившей кабинетом или чем-то подобным. На стенах между деревянными рамами висели потемневшие лоскуты сгнившей ткани, по всей видимости, используемые здесь в качестве обоев. Посередине стоял широкий деревянный стол с высоким креслом в простенке между двумя выходящими на озеро окнами. Сквозь щели в закрытых ставнях лились яркие солнечные лучи, в которых плясали мелкие пылинки.
Помимо стола и нескольких кресел в кабинете имелись два книжных шкафа с пустыми полками, длинный взломанный сундук с огромной ржавой щеколдой и встроенный в стену погребец для напитков — тоже пустой. Осколки стеклянных бутылок и проржавевшие, смятые металлические бокалы валялись на полу.
Любопытная Анечка первым делом подошла к закрытому окну, осторожно дотронувшись до потемневшей от времени щеколды. Ставень и не думал поддаваться. Не сводивший с Анечки влюблённых глаз Юра бросился на помощь, держа наготове извечное оружие шоферов всех времён и народов — монтировку.
— Ой! — воскликнула девушка, отпрыгивая в сторону, а затем брезгливо рассматривая запачканную штанину. — Дурак! Юркин, знаешь, какой ты дурак!.. Ну, кто тебя просил лезть?
Выломанный Юрой ставень, и без того державшийся на честном слове, полетел вниз, ударяясь о многочисленные уступы. Вместе со ставнем выскочил из паза и тяжёлый, вытесанный из цельного дерева подоконник, тяжело упав на пол, подняв клуб пыли, и только чудом не ударивший девушку по ноге.
— Ань, ты извини… — сразу же стушевался Юра.
— Ага, извини, — воспрянула духом Анечка, почувствовав смущение молодого человека. — Тебе «извини», а мне теперь джинсы стирать…
— Да уж, Юрыч, — поддержал подругу Володя. — С тобой в разведку не ходи, всех чертей перепугаешь… Стоп, а это ещё что?
В месте, откуда вылетел подоконник, в каменной стене обнаружилась узкая ниша. Вечный везунчик Володя осторожно вынул тяжёлый, завёрнутый в обрез ковра свёрток, подняв ещё больше пыли, и аккуратно положил его на широкий стол.
— Ну-с, как говорит наш шеф, взглянем! — произнёс он, разворачивая вылинявший обрез с густым ворсом. — Апчхи! Сколько же лет эта штука здесь пролежала? Ха, Анхен! Ты только посмотри: как будто специально для тебя подарок…
На ладонь девушки легло изящное, тонкое ожерелье из прозрачных синих камней, заключённых в блестящую металлическую оправу. Посередине покачивалась крупная, с рублёвую монету, роза, вырезанная из цельного камня цвета морской волны.
— Ой, прелесть какая! — Анечка сразу же захотела примерить. — Сейчас бы зеркальце… Надь, у тебя нет? Хотя и в телефон можно…
Тем временем Володя повертел в руках и равнодушно отложил в сторону резной белый жезл с витым навершием. Жезл был лёгким, словно выточенным из кости. На стол легла завернутая в потемневшее от времени полотно толстая книга в тиснёном коричневом переплёте с золотыми уголками и золотыми же, очень тугими застёжками. На первом листе, на желтоватой бумаге, больше напоминающей не бумагу, а тонкую, тщательно выделанную кожу, мудрёной вязью с завитушками было выведено название, под которым темнели ещё четыре тонкие строчки. На долю секунды показалось, будто название слабо замерцало. В правом нижнем углу, рядом с крупной зелёной печатью имелись три явные размашистые подписи.
— Чёрт знает что, — заметил Володя, перелистывая мягкие страницы. — Слушай, Юрыч! Как думаешь, по-каковски это?
Толстая рукописная, каллиграфически написанная всё той же витиеватой вязью книга, судя по заметной потёртости страниц, частым пятнам и трещинам на чернилах, долго находившаяся в обращении, и впрямь была роскошной. Толстая, желтоватая, но при этом очень мягкая бумага. Широкие, заключённые в синюю рамку поля, где среди знакомых чёрно-золотых веток и листьев столь же знакомые золотистые яблоки соседствовали с мелкими розовыми цветами. Маленькие цветные иллюстрации, изображающие клубки разноцветных нитей, масса написанных непонятными символами формул, украшенные непонятными закорючками чертежи. Рисунки — на одном был изображён посох с витым навершием, как две капли похожий на тот, который держал в руках давешний горбун в алом плаще, на другом — похожий на отложенный Володей в сторону жезл, на третьем — синий шар в серо-стальной оправе…
На сложенном вдвое листе нашлась даже карта, изображающая огромный континент, удивительно похожий на земную Австралию — даже с несуразно большим островом Тасмания возле юго-восточной, далеко выдающейся в океан оконечности. Правда, здесь вдоль всего северного побережья протянулась колоссальная горная цепь, и даже имелись три крупных вулкана, а на северо-востоке обнаружился колоссальный полуостров, далеко протянувшийся с запада на восток и отделённых от основного континента цепочкой не то озёр, не то внутренних морей, не то широких проливов. В левом нижнем углу, между основной сушей и длинным полуостровом притулился ещё один маленький континент, очертаниями напоминающий Африку, по капризу неведомых картографов разделённый тонкой косой трещиной на две почти одинаковые части.