Рядом с благородным талем — а молодой человек, вне всякого сомнения, принадлежал к знатному сословию, к «владельцам земель, городов и дорог», на гнедом коне с коротко подстриженной гривой скакал старый морщинистый дед с короткой пегой бородой и длинными, оплетёнными алой ленточкой чёрно-серыми усами. Судя по уродливому, извилистому шраму, спускавшемуся со лба на щёку, по многочисленным вмятинам, украшавшим потемневшую от времени кирасу, да по изрядной потёртости перевитой лозой рукояти меча, деду за долгий век случалось бывать в переделках. Но, словно издеваясь над шрамами и сединой, упомянутый дед держался в седле ничуть не хуже своего юного спутника.
Следом, соблюдая правильный строй, растянулись всадники отряда. Стучали копыта, звенело железо, трепетали маленькие треугольные флажки на концах пик и полоскали по ветру длинные узкие, составленные из разноцветных треугольников вымпелы, украшенные витиеватой вязью. Каждый такой вымпел со своими цветами означал благородного дворянина-шайо, выступившего в поход с подобающей положению свитой. Всего таких вымпелов в отряде было двадцать, считая и ушедший вперёд, почти на полумилю авангард — молодой человек вёл полк дворянской конницы полного состава. Замыкал колонну запряжённый четвёркой «парящий фургон» с балкончиками, вычурно изогнутой крышей и стенками, оплетёнными толстыми канатами.
В четырёх полумилях от городских стен, вырвавшись из тесного лабиринта огороженных плетнями полей, дорога неспешно поднималась на высокий холм с пологими склонами и вытоптанной плоской вершиной. Отсюда открывался великолепный вид на город и неспешно текущий на полдень Вех, и именно здесь любили устраивать ставки предводители осаждающих город армий. После последней, имевшей место шесть лет тому назад, кое-где ещё виднелись остатки оплывших, осыпавшихся ям и канав. Выведя отряд на вершину холма, юный предводитель приказал остановиться, резко подняв руку.
Поднеся к глазам раздвижную зрительную трубу — бесценный подарок отца на двенадцатилетие, молодой человек направил её на видневшуюся невдалеке кромку леса. Понаблюдав горизонт, и не заметив ничего подозрительнее двух летающих островов дальше, к полудню и трёх драконов выше, ближе к закатной полночи, уже убирая трубу в круглый кожаный футляр, он оглянулся, бросая взгляд на оставшийся позади город. Именно в этот момент поднимающееся над горизонтом солнце красиво подсветило главную башню замка, ненадолго заставив заблестеть тонкую антенну, венчавшую четырёхскатную черепичную крышу. Сощурившись, словно надеясь различить слабое мерцание защитного поля, о котором все говорят, но которого на самом деле никто не видел, молодой предводитель решительно стронул коня.
— Ну что, орлиная немочь! — с ехидцей спросил седобородый дед. — Дождался, наконец-то, настоящего дела? А поджилки, небось, трясутся, клянусь печёнкой…
— У тебя бы не тряслись, Навли? — с лёгкой обидой в голосе ответил вопросом на вопрос юный предводитель. — Уж ты-то сразу родился седым и мудрым, во времена Долгой Зимы или сразу после, и знать не знаешь, что такое первые в жизни бой и первый поход. К сожалению, не я удостоился такой чести, а потому когда-нибудь надо и начинать…
— Мой господин Миха Осонахи та Кано таль Расви! — седобородый дед поклонился прямо в седле. — Футы-нуты, сапоги гнуты, прямо беда с вами, аристократами. Неловко сказанное слово, искоса брошенный взгляд — и сразу за меч, я обиделся. Молод ты ещё, в каменном мешке, да в эльфийской клетке не сиживал, галерным веслом реки-моря не гладил, от летучего огня, от дракона, да от разбойничьей погони через леса и болота не бегал…
— Мой господин Навли Сивикар та Ончи! — привстав в стременах, воскликнул молодой человек, которого седобородый дед только что назвал Михой. — Пусть вы и мой воин-наставник, отряд веду я. И перед отцом, благородным эглем та Оско, отвечу тоже я. Но, клянусь мечом и отцовским знаменем, сделаю всё, чтобы мы вернулись в Оско и с победой и с добычей.
И прежде чем дед, которого только что дважды назвали Навли, успел вставить хоть слово, Миха разом ударил коня плетью и шпорами. Следом пришпорил коня и юный оруженосец. Что до Навли, то он лишь посмеивался в длинные седые усы, вспоминая паническую телеграмму, которую отец Михи, Осона Ирсахи та Кано, благородный эгль та Оско, получил вчера вечером от Огати та Арма, таля та Санка. Уж он-то знал, насколько переменчиво воинское счастье, и насколько капризна бывает порой удача.
— Добычу взять… Ну что же, орлиная немочь! Посмотрим, какую добычу ты сумеешь взять на лесных разбойниках…