— Мда-а, приехали… — сделал неутешительный вывод Володя, откладывая в сторону гитару и поднося к глазам чёрный армейский бинокль. — Тут не местечко и не хутор, тут целый город за частоколом. И, если это не наши «психи с перьями», то ненамного лучше. Частокол видите? И знамёна на башне? Средневековье…
— Поворачиваем? — предложил Юра.
— Драпануть несложно, — согласился Володя. — Но, в самом деле, не партизанить же нам всю жизнь по этим лесам. Так и так, жратва кончается… Ч-чёрт, ведь угораздило же…
— Хорошо хоть, вещи спрятали, — заметила Надя.
И в самом деле — перед тем, как отправиться в поход, добрую половину содержимого рюкзаков и сумок, включая два из четырёх мобильных телефонов, пять золотистых яблок, таинственный зелёный шар и рукописную книгу москвичи на всякий случай спрятали, подвесив на верёвке в дупле старого, толстого дерева, что росло неподалёку от места ночлега.
Впрочем, сама телега была далеко не пустая — под слоем сена обнаружились две хорошо замаскированные тяжеленные колоды из толстой берёзовой коры. По характерному тягучему запаху, по доносившемуся изнутри басовитому гудению, по узким леткам, закрытым снаружи пробками из смятого лесного лыка было не трудно догадаться, что это такое. Столь специфичный и, без сомнения, очень ценный для хозяина груз прибавил москвичам волнений. «Мальчики, а если вылетят и нас покусают?» — никак не могла успокоиться Анечка.
— Мальчики, может кому-то одному сходить? — предложила Анечка, спрыгивая с телеги. — Или двоим? И, разумеется, без телеги с лошадью…
— Давайте… э-э… я схожу! — сразу же вызвался Юра.
— Юрыч, не части! — оборвал приятеля Володя. — Да и ты, Анхен, тоже. Не забывайте, что у нас телефоны, а не рации. Если отправившийся на разведку попадётся, остальные об этом не узнают. Да и узнав, ничем не помогут. Вот что — нам «язык» нужен…
— Что? — вспыхнула Надя. — Мальчики, да вы с ума сошли! Сначала хозяина лошади прогнали, теперь хотите охоту на людей устроить… Почему вас всё время на какую-то уголовщину тянет?..
— Вовкин, Юркин, смотрите! — прервала начавшийся спор Анечка, показывая на противоположный берег. — Что-то блестит…
— Да что там может блестеть, Анхен? — фыркнул Володя, поворачивая бинокль в ту сторону. — Это же средневековье, дикость… Короли вшивые… Слушай, Юрыч! А ведь верно. Я не я буду, если это не какая-то армейская оптика…
— Если это… э-э… средневековье, откуда здесь взяться оптике? — попробовал возразить Юра.
— А откуда здесь взяться радиопередачам?.. — парировал Володя. — Не верь глазам своим…
Договорить он не успел. Совсем близко, за лесом послышалось знакомое тарахтение, сопровождающееся характерным перестуком копыт. Смирная до той поры Фру-фру, словно стараясь оправдать своё имя, принялась громко фыркать и ржать. Из-за поворота, из-за ближайших деревьев медленно выползла тяжело гружёная дровами телега.
Увидев москвичей, сидевший на передке угрюмый подросток в крошечной шапочке-колпачке натянул вожжи. Шагавший рядом здоровенный чернобородый мужик ловко выхватил из-за пояса огромный топор с остро заточенным топорищем. Крошечный, с горошину, босоногий мальчик, с заметным усилием волочивший лукошко с ягодами и зеленью, быстро спрятался за широкой отцовской штаниной.
— Сэ сагикур, папи-ка? — спросил он дрожащим от страха голосом.
— Володь… э-э… девчат, — шёпотом сказал Юра. — Только не бежать. Держаться спокойно и не показывать, будто мы боимся…
— Умный ты, Юрыч… — так же вполголоса заметил Володя.
Несколько минут, показавшихся всем бесконечно длинными, москвичи и местные жители смотрели друг на друга. Грубо сотканные, изрядно потрёпанные светло-коричневые подпоясанные рубахи и короткие широкие, мешковатые, подвязанные у колен штаны. Не запахивающаяся жилетка — на мужике, непривычно длинная разрезная куртка с широким поясом — на подростке, бесчисленные латанные прорехи. Перетянутые шнуром обмотки и сплетённые из коры туфли на ногах, и полное отсутствие пуговиц — их функцию выполняли бесчисленные короткие завязки.
Да и телега — с решётчатыми бортами, с деревянными осями, смазанными не то смолой, не то густым чёрным маслом выглядела столь же старой и потрёпанной. Разве что, Юра первым делом отметил это, ни на тележных оглоблях, ни на лошадиной упряжи не было никаких шнуров и кисточек.