Как раз напротив вокзальных дверей, на окружённой низеньким парапетом клумбе был установлен памятник — стриженный под горшок мастеровой показывал рассевшемуся перед ним бравому военному с усами некий развёрнутый свиток. Чуть дальше, за памятником находилось сложенное из красного кирпича здание местной автостанции, напротив которого стояли в ожидании два автобуса, а чуть правее раскинулся широкий сквер с выложенными плиткой дорожками, с высаженными берёзками и ёлочками и с фонарями на высоких чёрных столбах. По дорожкам неспешно прогуливались мамы с колясками и играли в чехарду мальчишки, а по огибающей сквер дороге время от времени проезжали машины. Было жарко и душно, как всегда в городе, когда вокруг лежит нагретый солнцем асфальт.
Возле памятника, на низеньком выщербленном парапете и решили устроиться четверо москвичей, сложив рюкзаки и сумки. Нацепив на нос тёмные очки, Анечка начала принимать солнечные ванны, вытащившая из сумки планшет Надя поспешила вернуться к своему важному диалогу, Володя с любопытством смотрел по сторонам, а прохаживающийся рядом Юра, то и дело посматривал то на экран телефона, то в сторону автостанции, словно высматривая кого-то.
— И так? — многозначительно спросил Володя минут через двадцать, когда затянувшееся ожидание успело порядком всем надоесть.
— Я в Москве из дома звонил перед самым отъездом, — ответил Юра. — Мы договорились встретиться здесь, у памятника. Место такое… э-э… приметное, сложно перепутать или не найти.
— И где? — не без ехидства спросил Володя.
— Даже и не… э-э… знаю, — задумался Юра. — Давно уже должен здесь быть…
Время тянулось тягуче-неторопливо. Солнце, давным-давно перевалившее за полдень, стояло высоко, не собираясь закатываться за горизонт. Перед памятником, в напрасном ожидании крошек, ворковали голуби-сизари, среди которых важно прогуливались две белокрылые черноголовые чайки. Так и не сумевший дозвониться Юра несколько раз шикнул на голубей, заставляя отлететь подальше. Мимо, недовольно взглянув, прошла пожилая пара, нагруженная пакетами и свёртками.
— Надеюсь, Юрыч, твой приятель не большой любитель шутить? — заметил Володя ещё через полчаса. — А то обратные билеты у нас только через две недели.
— Сам ничего не понимаю, — принялся оправдываться Юра. — Конечно, ничего страшного… э-э… нет, в крайнем случае, на автобусе доберёмся. Вот только время… На машине раз — и мы на месте, а автобусы… Если слишком долго прождём, они ходить перестанут…
— Ни на каком автобусе я не поеду, — капризно надула губки Анечка. — Юркин! Ты что обещал? Что домчишь нас с Надькой, как королев, а сам…
Никто из москвичей не заметил, как из вокзальных дверей вылез, позёвывая и почёсываясь, тощий заспанный мужик с рябым лицом и длинными, вислыми, как у запорожского казака, усами. Остановившись на крыльце, он одёрнул подол некогда белой футболки и, вытерев потные ладони о потёртые джинсы, со скучающим видом глянул по сторонам. Но только когда в его заднем кармане пронзительно зазвонил телефон, мужик наконец-то соизволил заметить расположившуюся возле памятника компанию.
— Альберт! — Юра бросился ему навстречу. — Ты куда… э-э… пропал? Договорились же…
Неторопливо подойдя, мужик окинул четверых москвичей придирчивым взглядом, задержавшись не на привыкшей к мужскому вниманию Анечке, а на зардевшейся и засмущавшейся Наде.
— Так это, значица, и есть твои приятели? — хрипловато спросил он. — Москвичи-и! Путешественники-и! Помяните моё слово, потопните вы в наших болотах…
— Альберт, подожди! — возмущался Юра. — Ты лучше скажи… э-э… где ты был? Я ему звоню-звоню…
— А ну, цыть мне, — оборвал его Альберт, щёлкнув корявым пальцем по носу. — И слушать меня внимательно, в оба уха: машина на стоянке, у платформы за магазином. Найдёшь. Полный бак, две канистры в багажнике. Увидишь. На пятьсот километров тебе хватит, а будет мало — сам докупишь и зальёшь. Вернёшь здесь же, через две недели. Чтобы была в таком же порядке, чтоб обратно, был полный бак, и чтобы всё, как у кота, блестело…