Рассеявшаяся было Эльфредова сотня собралась снова. Теперь, правда, это уже была не сотня — лишь человек шестьдесят. Принц оказался в окружении друзей и соратников, построивших вокруг своего молодого предводителя надежный строй. Им и объяснять-то ничего было не нужно. Принц показал мечом направление, и отряд, как некое странное существо, то ли черепаха-многоножка, то ли гигантский неправдоподобный еж, ощетинившийся сталью, пошел прорубаться прочь от берега.
Младший брат уэссекского короля вывел своих воинов за скудную гряду деревьев и кустиков, после чего отряд развернулся и ударил датчан в тыл. Это был весьма условный тыл, потому что схватка давно расползлась настолько широко, что всем хватало места развернуться. К тому же, с Тренда набежало еще немало саксов, мокрых и злых. Но атака со стороны скнотенгагамской долины норманнам очень не понравилась. Тем более, что вскоре путем принца прошел и его старший брат с двумя сотнями свежих воинов.
И тогда датчане отступили. Это нельзя было назвать бегством, они ушли в долину очень слаженно и спокойно, огрызаясь на каждом шагу, а саксы, внезапно заметившие, что на мир постепенно спускается вечер, а им еще обоз вытягивать из воды, ужин готовить и обсыхать, почувствовали не радость, а лишь облегчение. Когда Этельред, а за ним Бургред дали знак своим воинам не преследовать отступающих, саксы повиновались. Тем более, что отступающие датчане были немногим опаснее наступающих. А бегущими их вообще никто не видел. Когда враг отступил, Эльфред со вздохом опустил меч. Он и раньше понял, что его люди устали, а законы войны таковы, что врага тоже надо уважать. Если враг выдохся, битву можно перенести на завтра.
Не дав отдыха своим людям, короли погнали их в воду.
— Не вытащите телеги — останетесь без ужина! — свирепо прогудел Бургред, и стало ясно — если он останется голодным, то никого не пощадит.
— А я знаю, почему датчане отступили, — недовольно проворчал один из саксов. — Да потому, что у них в Скнотенгагаме каша поспела. И мясо уже хорошо прожарилось.
— Ну, да, — вторил ему другой, не менее завистливо. — У них там, небось, и бабы есть. Утешить там, успокоить…
— Тебе лишь бы бабы.
— А что, ты думаешь, без баб проживешь?
— Хватит болтать! — прикрикнул Эльфред, стягивая с себя испачканный плащ. Во-первых, одежду следовало отдать постирать, во-вторых, кольчуга уже надоела, а в-третьих, если заставляешь других работать, будь готов потрудиться сам. Принц не отказывался и сам лезть в воды Тренда, вытаскивать тюк за тюком. — Работайте. Заняться нечем?
— Эльфред! — окликнул его старший брат, еще не успевший избавиться от доспеха и грязного плаща, весь в брызгах крови. — Подойди сюда.
Принц подошел. Сейчас он казался неотличимым от остальных саксов, грязных и усталых. Впрочем, и в измотанном короле не читалось особой величественности.
— Ты был поближе к датчанам, — сказал Этельред. — Ну-ка, скажи мне, как они отступали?
— Они не отступали, — против воли Эльфред зевнул.
— Как так?
— У них все по плану. Сперва потрепали нас на берегу. Потом отошли в долину. Завтра будут драться с нами там. Согласись, на твердой земле, на скошенной травке это удобнее, чем в трясине. Сегодня они просто заставили нас поволноваться, проредили отряды, ну и вообще подгадили. Как по такому берегу телеги вытягивать? — и Эльфред обвел жестом песчаную полосу вдоль Тренда, превратившуюся в крутой кисель.
Этельред хмыкнул, озирая брод с засевшими телегами — видно было еще хорошо, но уже не так отчетливо, как раньше. Медленно сгущался сумрак.
— Да уж, — проворчал он.
Глава 4
Телеги удалось вытащить из трясины, в которую превратился Тренд, лишь поздней ночью, в густой темноте. До того саксы на себе перетащили все мешки с промокшими припасами, и разложили их сушиться. Разумеется, многое пропало. Младший брат уэссекского короля не побрезговал приволочь на своей спине два мешка, после чего разделся у костра и принялся сушить одежду и сапоги. Алард варил для него кашу, а Ассер здесь же, устроившись поудобнее на свернутом плаще, пытался вытащить из плеча раненого воина засевшую там стрелу. Оглядев его, Эльфред на глаз оценил рану и удивился — он не помнил, чтоб в бою кто-то стрелял.
— Да это наши же, — объяснил раненый и тут же завыл — Ассер полез в рану кончиком накаленного на огне ножа.
— Терпи. Огонь убивает заразу, — сказал монах, копаясь в его теле. — Да придержите его, кто-нибудь!
Принц наступил коленом на одну из рук раненого, на вторую с флегматичным видом уселся Алард, который не переставал мешать в котле ложкой — чтоб не пригорела каша. Раненый сакс принялся ругаться, перемежая ругательства воем.
— А еще называют себя лучниками, — прогудел Алард. — Наверное, кто-то из мальчишек, которые и лук-то недавно в руках держат.
— А-а-а!
— Не ори, болван. Вынул уже, вынул. Вот твой наконечник, держи.
— Гхр-р… Дерьмо.
— В другой раз не попадай под стрелы. Главное, жить будешь. У меня есть хорошая травка, — Ассер сунул увядшую гроздь листьев в рот и разжевал. Поморщился. — Горькая. То, что надо.
Разжеванную кашицу он положил на рану. Сплюнул в сторону горькую слюну.
— Ох. Огнем палит.
— И долго еще будет палить. Терпи. Мужик ты, или не мужик?!
— Ты, оказывается, хороший лекарь, монах, — похвалил Алард.
— Священник должен уметь лечить и душу, и тело.
— Правильно. Должна же от монахов быть хоть какая-то польза, — проворчал сакс, державший раненого за ноги. — Ну, что, отпускать?
— Еще подержи.
— Надоело уже. Что он ногами дрыгает!
— Держи, сказал, — у Ассера обнаружился самый настоящий командный голос. — Сейчас забинтую, и тогда отпускай.
— Слышь, монах! Повязка давит, — простонал раненый.
— Тебе кажется. Не трогай. Пройдет. Полежишь, отдохнешь… До свадьбы заживет.
— Да я женат, монах.
— До свадьбы на небесах. Ну, все, дел еще много, — Ассер собрал свою сумку, и, скрывая смущение, ушел к другому костру.
Эльфред похлебал жидкой каши, натянул на голое тело подсохшую одежду — досушивать ее предстояло на себе — и тут же, завернувшись в грубый плащ, улегся спать. Вокруг ходили и шумели те, чья работа еще была не кончена, но принц легко заснул. Он умел засыпать в любой ситуации, зная, что сон в походе на вес золота.
Наутро короли подняли своих воинов чуть свет. Ещене рассеялся ночной туман, с Тренда наползали промозглые клубы, и даже плеск рыбьих хвостов звучал глухо, будто из бочки. Все проснулись такими уставшими, будто вовсе не отдыхали. Конечно, мужчины знали, что это лишь самообман, и не ложившимся вскоре будет куда хуже, чем тем, кто хоть на час сомкнул глаза. Но неприятное ощущение оставалось. Не хотелось ни есть, ни пить — только закрыть глаза и ждать, когда воздух потеплеет.
Эльфред заставил себя встать, помотал головой, как жеребец, которому слепень попал в ухо, и подошел к реке, чтоб ополоснуть лицо водой — это заставило бы тело проснуться. Совать в воду руки не хотелось — от реки веяло холодом. Поэтому принц примостился на большом камне на четвереньках, готовый сунуть в реку лицо и заодно попить воды.
Но он понял, что пить не будет. Вода несла кровь. Со стремнины всю ее за ночь унесло прочь, но у берегов, в заводях, кровь осталась и теперь окрашивала песок в оттенки старой рыжей керамики. Принц несколько мгновений всматривался в воду, потом оттолкнулся руками и встал.
— Не готовить! — приказал Этельред. — Вечером поедят те, кто выживет. Некогда. Быстрее снаряжаться!
— Припасы экономит, — поворчал кто-то довольно зло.
Но кто мог решиться возразить? Воин подчиняется командиру. Зевая и почесываясь, они натягивали доспехи, затягивали ремни и равнодушно, все, как один, пропускали мимо ушей подгоняющие окрики. Без завтрака в бой — ладно, без завтрака. Но снаряжаться в битву нужно неторопливо, с чувством, с толком. Да и куда спешить? Смерть подождет.