Этельред сделал все, чтоб Эльфред и Эдит не встречались. Но предотвратить их встречу на охоте он не мог. Король был очень азартен, к тому же обожал охоту, он увлекся и не заметил, как младший брат выбрался из общей толпы и углубился в лес. На рукаве его не было сокола, потому что он предпочитал охотиться на птицу с луком и стрелами. Впрочем, сейчас он думал совершенно о других вещах. Зачехленный лук был приторочен к его седлу, и принц даже не озаботился натянуть тетиву. Сообразив, что это не только странно, но еще и небезопасно — в лесу в любой момент может напасть зверь — Эльфред придержал коня.
Остановившись на небольшой полянке среди шумящих желтеющими кронами деревьев, он забеспокоился, соскочил на землю, похлопал по шее занервничавшего жеребца и вынул из кармашка седельной сумы свернутую тетиву, а также кусочек воска в кожаном чехольчике. Тетива была отлично навощенная, жесткая — воск не позволял ей отмокать и растягиваться — и потому не ложилась кольцами, а ломалась в месте сгиба, будто прутик. Выдернув из чехла клееный лук, составленный рукой мастера из пластин можжевельника и тиса, Эльфред упер один его конец в землю, а на второй налег всем весом. Ему привычно было управляться с луком, и петельки на концах тетивы скоро легли на место.
— О, и на кого же ты собрался охотиться? — прозвучал задорный женский голос.
На краю полянки прядала ушами кобылка Эдит, а сама графиня уже успела соскочить на траву и теперь наматывала на пальцы кожаную узду. Она была разодета так роскошно, будто собралась не на охоту, а на бал, а из-под короткого покрывали струились на плечи тугие завитки темно-русых волос, золотых в лучах солнца. Ее глаза сияли, будто вобрали в себя все очарование гаснущего осеннего солнца, а лицо было таким спокойным, умиротворенным…
Эльфред уронил лук и направился к молодой женщине. Она улыбалась ему. Мужчина обнял ее, прижал к себе и повалил, сминая, как полевой цветок. Эдит вдруг показалась ему самой желанной, самой прелестной женщиной на свете, жена и сын на какое-то время испарились из памяти, осталась лишь полянка, шумящие над головой кроны и краспица в его объятиях.
— Я с тобой просто схожу с ума, — пробормотал он, когда они лежали рядом, отдыхая.
— Это плохо? — спросила она, гладя его по плечу.
— Наверное, нет… — Эльфред рассмеялся. — Мой брат так ревностно старался держать тебя на расстоянии от меня, и вот, пожалуйста.
— Да, я заметила. Он с тобой разговаривал?
— Конечно. Пытался наставить заблудшую овечку на путь истинный.
— Ха. Можно подумать, он сам чист, как первый снег.
— Нет, но, насколько я знаю, он грешит исключительно с незамужними дамами.
— Ну, прям, — в устах Эдит это звучало грубовато, но зато так вызывающе, что мужчине захотелось еще разок опрокинуть ее на спину. — Он встречался и с Эльбургой. Между прочим, поговаривают, что ее младшая дочка — отпрыск твоего брата. Слишком многое говорит об этом. Уж слишком часто муж оставляет Эльбургу под присмотром своего друга.
— Брось, это невозможно. Эгберт — друг Этельреда.
— Дружба дружбой, а жены врозь. К тому же, друг короля, разумеется, ни о чем не догадывается. Сплетни гуляют лишь среди дам, а мужчины считают ниже своего достоинства верить сплетням. К тому же, Эльбурга и сама хвасталась своей связью с королем. Хотя чем тут хвастаться — только ленивая не валялась на его простынях.
Эльфред поморщился — он сам высокомерно и без интереса относился к женским сплетням, но просить любовницу замолчать не стал. Ему не нравилось то, что она говорила, но нравилось то, как она говорила, нравился звук ее голоса, и он мирился с содержанием речей. Прикрыв глаза, он наслаждался теплом солнечных лучей, бродящих по его лицу, и ласковым голосом довольной женщины, чья головка лежала на его плече. Молодой человек гладил ее плечо, укутанное тонким крашеным льном, и думал о том, как разозлился бы Этельред, если б узнал. Правда, брату не должно быть никакого дела до его встреч с женщинами. Пусть своими занимается и не лезет в чужие дела.
— Ленивой тебя не назовешь, — поддразнил он. — Хочешь сказать, что и ты была с моим братом?
— Вот уж нет, — усмехнулась Эдит. — Он же меня ненавидит. Ревнивый болван. Кстати, он намекнул мне, что пора бы и в путь-дорогу. И, самое главное, уже оповестил моего мужа. Мне придется отправляться во Фландрию через несколько дней.
— Так получается, что это наша последняя встреча? — Эльфред приподнялся на локте и посмотрел на молодую женщину. Та по-прежнему улыбалась умиротворенно и загадочно.
— Получается, что так. О, ты, никак, собираешься рвать и метать.
— Нет. Не собираюсь. Ты разочарована?
— Немного.
— Но зато я собираюсь сделать кое-что другое.
— Что же? — она улыбнулась ему лукаво, и мужчина, конечно, не мог устоять — он снова кинулся на нее, словно голодный пес на убегающего кролика.
Потом, немного полежав под деревьями, изредка роняющими на них мелкие желтые листья, Эльфред встал и помог подняться Эдит. Она сама привела себя в порядок и стала такой чинной, такой величавой, будто любовник и не валял ее только что по траве и мелким веточкам, не запускал ей в волосы свои жесткие от мозолей пальцы, от чего кудри немилосердно путались. Роскошная дама, которая никому не позволяла обходиться с собой без должного почтения, а если и встречалась с мужчинами, то, само собой, исключительно в пышно обставленных покоях.
Он посадил ее в седло и взобрался на своего жеребца, не забыв прихватить и лук. Надежда на добычу погнала его вперед, к болотам — нужно будет как-то объяснить свое отсутствие.
— Все-таки неприятно, что тебе приходится так быстро уезжать, — сказал он женщине. — Опасаюсь, не сообщил ли мой брат твоему супругу, в чем причина такой спешки. Ведь ты собиралась во Фландрию не раньше весны.
— Сомневаюсь, что твой брат признается в том, как дурно он смотрел за мной. У него устаревшие представления об обязанностях короля.
— А ты не опасаешься, что слухи все-таки доползут до твоего мужа?
— Я ничего не опасаюсь. Во-первых, слухи редко ползают через пролив, а во-вторых, мой муж — просто тюфяк. С него довольно, что дети, рожденные мною — от него.
— Он так в этом уверен?
— Мерзавец! — в шутку возмутилась Эдит. Даже замахнулась, причем бойко, и ему пришлось придержать ее за локоть, чтоб молодая женщина не вылетела из седла. — На что ты намекаешь?
— Ни на что не намекаю, — рассмеялся Эльфред. — Я глупо шучу.
— Да мой сын — вылитый отец! Такой же вялый рохля. Только дочки немножко похожи на меня… Да глупости. Если он не полный идиот, то должен был обо всем догадаться.
— Э, да я, оказывается, не первый.
— Дурачок, — мягко упрекнула она, — Я тебя люблю. И мне наплевать, что о наших отношениях знают. Пусть даже об этом знает и твоя жена.
— Моя жена? — от изумления Эльфред резко остановил жеребца, и скакун оскорбился, заупрямился, принялся танцевать и, изгибая шею, пытаться сбросить уздечку. — Моя жена знает?
— Конечно, — заверила Эдит. — Пока тебя не было, она сама пришла ко мне, и мы побеседовали.
— Она сама пришла к тебе?
— Да. Я бы не стала напрашиваться на встречу. Оскорбленные жены обычно воспринимают это, как обиду, а я вовсе не хотела обижать твою жену. К тому же, у потрясенной женщины может пропасть молоко. Разве можно позволить подобному случиться?
— И что же она сказала тебе?
— Она спросила, правда ли, что я встречаюсь с ее мужем, то есть с тобой, и поинтересовалась, не имеешь ли ты других любовниц. Я заверила ее, что ты ни с кем больше не встречаешься, она успокоилась. И сказала мне, что пока не может сама давать тебе то, что нужно любому мужчине от своей жены, и прекрасно понимает тебя.
— Понимает?
— Она же любит тебя, и потому понимает, почему и я тоже тебя люблю. Она женщина не жадная, отлично знает, что я пробуду здесь недолго и скоро уберусь из твоей постели. К тому же, Эльсвиса уверена в тебе. Она знает, что ты ее не бросишь, что ты ее любишь, а меня воспринимает, как твое временное увлечение, — Эдит вздохнула. — Впрочем, правильно.