Оффа был королем Мерсии. Правил он давно, хотя, как выразился Алард, если сравнивать прошедшие годы с тем сроком, который миновал со дня сотворения мира, то покажется, будто это было вчера. Оффа был суровый король, правил железной рукой, а от тех, с кем не мог справиться оружием, отгораживался цепью крепостей. У него была дочь — Эадбурга. Поговаривали, будто красивее ее не было во всей Британии… Тут Алард фыркнул и пустился в длинное рассуждение о том, что уж кому-кому, а ему нравятся женщины полные, синеглазые, длиннокосые… Эльфред нетерпеливо заелозил на месте, но прерывать старика не стал и на этот раз.
Эадбурга стала женой тогдашнего короля Уэссекса, Беортрика. Она владела всеми искусствами, которые позволяют женщине добиться расположения мужчины, и вскоре настолько подчинила мужчину своей власти, что он позволил ей управлять королевством в свое отсутствие. А если учесть, что почти все время Беортрик воевал, то фактически получилось, что правила государством его жена. Онаприняла титул королевы, и стала первой королевой Британии.
А правила она по-женски.
— Если баба берет в свои руки власть, то становится настоящим чудовищем, — сказал Алард. — Таким чудовищем, что мужику и не снится. Только Бог знает, сколько в злобной бабе коварства и жестокости. Нет-нет, я не говорю, как некоторые наши монахи, что баба — сосуд зла. Но если в бабу вселился дьявол, как это было с Эадбургой, такую только убивать. Больше ничего ты с ней не сделаешь.
Эадбурга разгулялась очень скоро. Она пускала в ход все, что только могла — лесть, ложь, клевету и наветы, она обольщала одних, чтоб их руками избавляться от других, а потом делала так, чтоб гибли ее любовники. Она убеждала короля отталкивать от себя самых преданных людей, если они не нравились королеве, и король делал так, как говорила ему королева.
Алард продолжал говорить, колдуя над котлом, где кипела жидкая каша с мясом. Саксы постепенно просыпались, и самые любопытные стягивались поближе к костру. Занимательные истории любили все, и некоторые даже готовы были пожертвовать оставшимися минутами отдыха ради того, чтоб не пропустить ни одной подробности. Тем более, что эрлы все равно больше не дадут спать, а котел с похлебкой пах так занимательно…
— Странно, что доблестный король позволял какой-то женщине, пусть даже и своей жене, указывать ему, как поступать, — сказал один.
— Я объяснял уже, чем опасны слишком умные женщины, которые не желают выполнять обязанности, возложенные на них самим Господом. Они опасны тем, что умеют сбивать мужчин с толку.
— Как королева нашего короля, — пробормотал самый молодой.
— Она не королева! — рявкнул Алард. — И если не желаешь слушать, то катись отсюда, сопляк!
— Молчу, молчу, — пообещал тот, и вокруг воцарилась относительная тишина.
Старик продолжал. Он рассказывал, как Эадбурга поссорила мужа с его братом, и чем это закончилось, и как она убедила Беортрика прогнать своего сенешаля, из-за чего была проиграна битва близ Аква Сулис. Рассказал он и о тех случаях, когда королеве не удавалось убедить своего мужа удалить неугодного ей человека. Тогда она пускала в ход самое страшное — яд.
— Так она поступила и с Эоффой, воспитанником Беортрика, сыном его побратима. Она невзлюбила Эоффу за то, что тот не поддавался ее чарам и порой рассказывал королю о тех поступках королевы, которые она предпочла бы скрыть от супруга. Например, то, что Эадбурга время от времени заводила себе любовников.
— И что же король?
— Ему бы следовало постричь жену в монастырь.
— Какой монастырь? Какому монастырю нужна такая смутьянка? Ей надо было голову снести.
— Тихо! — гаркнул Алард. — Не сметь меня перебивать! Тем, кто хочет поболтать, стоит пойти на берег Темзы и помочь монахам постирать бинты. Ну, желающие есть?
Старику ответило молчание, и он с угрюмым, но довольным выражением лица продолжил рассказ.
Эадбурга сочла, что Эоффа опасен для нее. Этот юноша был единственным человеком, к которому Беортрик прислушивался, невзирая на недовольств и даже клевету супруги. Королева решила, что единственный путь — отравить юношу. По ее приказу был испечен медовый пирог, в который подмешали какой-то затейливый яд, убивающий немедленно.
Но женщина не приняла во внимание любовь, которую испытывал к воспитаннику король. Эоффа всегда ел за столом правителя, и любой едой, будь то мясо или похлебка, они обычно угощались из одной миски. Так же произошло и с пирогом. Эадбурга понимала — если Эоффа узнает, что лакомство прислано от нее, то не станет есть, потому приказала, чтоб слуга подал пирог после обеда, будто это обычное сладкое блюдо, приготовленное в поварне. А юноша взял и поделился лакомствам с королем.
Королева не желала гибели мужу, но так уж получилось. С того мига, как глаза Беортрика закрылись навсегда, ей пришлось спешно бежать из Королевства, поскольку уэссекцы пылали ненавистью к ней и мечтали отомстить. К тому времени Король Оффа уже умер, и, поскольку в Мерсии Эадбургу никто не ждал, она отправилась за море со всеми своими богатствами, и вскоре прибыла ко двору Карла Великого.
Она и там норовила вести себя, будто владычица и, преподнеся королю богатые дары, предложила заключить брачный союз. Она держалась так, будто за ее спиной была целая армия и богатейшее королевство, надеясь, что Карл не знает, как торопливо ей пришлось бежать из Уэссекса, где жизнь ее висела на волоске. Но король не зря звался Великим. Он всегда побеждал опасных врагов, и не только силой своего меча, но и силой своей мудрости. Конечно, он знал цену этой опасной женщине.
Карл улыбнулся Эадбурге и спросил, за кого же — за самого короля или за его сына и наследника, она хотела бы выйти замуж. На что бывшая королева быстро ответила, что предпочла бы мужчину помоложе, чем Карл, который тогда уже был в годах.
— Я считаю, — продолжил Алард, — что женщина прекрасно понимала — Карлом она править не сможет. Этот мужчина ей был не по зубам. Со своими женами он расправлялся быстро и легко, достаточно лишь вспомнить Химелтруду, мать его непокорного первого сына, Пиппина, или Эрменгарту, которую он постриг в монахини. Она думала, что сын Карла окажется более покладистым.
Король нисколько не оскорбился такому ответу, он лишь улыбнулся и сказал: «Если бы ты выбрала меня, то получила бы и моего сына, но так как ты выбрала моего сына, то не получишь ни его, ни меня». И заточил мерзавку в монастырь. А уж когда она и там не оставила своего беспутного образа жизни — говорят, спала со множеством мужчин и даже этого не скрывала, король приказал выгнать ее из монастыря и лишить всех доходов. Она умерла, побираясь. Так ей и надо, бесстыжей отравительнице.
— Точно, — согласился один из приближенных Эльфреда, молодой воин по имени Эгберт. — Слушай, Алард, неужто Карл и в самом деле женился бы на ней, выбери она его?
Может, и женился бы, но уж наверняка в первую же ночь вожжами научил бы себя вести. У него с женщинами разговор был короткий. Правильный был мужчина, сильный.
— Валлийцы, валлийцы! — закричали с другого конца лагеря.
Эльфред вскочил, вместе с ним поднялись и его люди. Впрочем, и остальные саксы уже ждали на ногах. Все хотели видеть, велико ли подкрепление. Принц разглядел Этельреда, стоящего рядом с королевским шатром, который он делил с Бургредом, и, поколебавшись, направился к брату. Перед младшим сыном покойного короля Этельвольфа уважительно расступались. На дальнем конце прогалины, выбранной для лагеря, показались всадники — они вели своих коней легким галопом и следовали по трое в ряд. Их нарамники были сшиты из полос ткани цветов дифедского короля, так что ошибиться здесь было невозможно. Эльфред покосился на старшего брата — на лице того сияла неожиданная, очень спокойная улыбка.
Правда, улыбки хватило ненадолго. Сперва ее сменило недоумение, а потом и испуг. Строй конников, неторопливо появлявшихся из леса, иссяк подозрительно быстро, и, охваченный тревогой и непониманием, Этельред даже сделал несколько шагов навстречу новоприбывшим, которых, судя по знакам, вел даже не эрл, а лишь тан. Подъехав поближе, он остановил коня, легко соскочил на землю, хоть и был грузен, и снял шлем. Из-под подшлемника рассыпались густые темно-русые волосы.