Барнабас задумался. В чем-то ведь парень прав. Не во всем, может, но зерно, похоже, есть. Сам он на эту тему особо не размышлял: раз маяки зажигаются, значит, это кому-нибудь нужно. А раз так – кому-то нужно их обихаживать. Так почему не им?
Неожиданно его невысказанную точку зрения поддержал вслух Перри:
– Есть такая штука, Самсон, миропорядок называется. Всегда был мыс Край Света. И маяк на нем от веку стоит. Посмотри, сколько тех же дворцов с крепостями в запустении пребывает, в заброшенности находится, в руинах лежит. А тут все – чин-чинарем. Выходит, поважнее маяк иного прочего. И не нам этот миропорядок не то что менять – обсуждать даже. Потому как от обсуждений все равно ничего не изменится, – и сменил тему: – Ну что, продолжим?
Продолжили.
Первую партию в конце четвертого кона выиграл-таки Перри. Ладно, записали счет, раскинули вторую – только стол малость передвинули, следуя за тенью.
– А кстати, – заметил вдруг ни с того ни с сего Пит, – с чего это мыс Краем Света называется? По мне, так уж правильнее – Край Тьмы. Как мы там, наверху, шуровать уголек начинаем – всякой тьме полный конец! Не зря же говорят, что наш огонь не за одну дюжину лиг видно.
– Умница! – расхохотался Барнабас. – Вот и выпьем за переименование, – он поднял кружку. – Как инспектор в следующий раз наведается, предложим!
– Как же, – Самсон был преисполнен скептицизма, – переименуют тебе, держи карман шире. Знаешь, во что обойдется на всех портуланах, периплах да картах название поменять?
Такое соображение Барнабасу в голову не приходило. До чего же любит Самсон деньги считать – хоть свои, хоть чужие. Драконьей в нем крови толика, что ли?
– Ну тогда сами здесь доску сделаем, – отмахнулся он. – Что нам до карт? Много ты ими пользуешься?
Аргумент был убийственным.
Вторую партию выиграл Самсон – деньги уверенно шли к деньгам. Барнабас прикинул: в сумме он оказался должен не меньше семи монет – без малого дневной заработок. Вот невезуха! Ну ничего, авось в третьей партии отыграться повезет. Хотя бы частично.
Пит нацедил из бочки второй кувшин эля – снова перекурили, потягивая сладковатую горечь цвета осенней ночи, накрытой шапкой тающего желтоватого весеннего снега. Повспоминали девочек, временами наезжавших на маяк, чтобы день-другой скрашивать жизнь четырем одиноким хоббитам. Порассуждали о видах на урожай курительного зелья. Обсудили достоинства и недостатки участка, который уже почти присмотрел себе в Малом Прилесье господин Пикль. Словом, хорошо потолковали и снова раскинули «орочьи кости».
В начале третьего кона неуемный Самсон вылез с очередным вопросом:
– Ну вот плывут они, эльфы, из своей Серой Гавани, плывут… Еще при дедах наших начали, если не при прадедах. А зачем плывут? Куда плывут?
– На запад, – отмахнулся Перри, тщательно изучая дугою выстроенный перед собой забор из костяшек.
– Это всякий знает. А куда на запад?
– К себе. Откуда пришли.
– У всего на свете много имен, – вмешался Барнабас. На сей раз ему пока везло, так что он непрочь был поболтать. – Вот ты говоришь, Серая Гавань. Но ведь ее называют также Скари. А еще – Митлондом. И других названий полдюжины есть.
– А какая связь?
– Простая. Даже эльфы – и те зовут свой западный остров по-разному. Одни – Валинором, другие – Ардой Истинной или Ардой Незапятнанной, которой не касалось Зло. Длинно, зато красиво. Думаю, и третьи есть. И четвертые. Точно не знаю. А вот гномы называют ту землю Брандановым островом. Южные народы говорят про остров Дильмун. Северяне из Аххиявы – про Острова Блаженных, Элизий с Огигией… Альбионцы уверяют, будто там, на западе, лежит остров Авалон. Вилусцы чернобородые заморскую эту землю Антилией именуют. А иные – Бразилом… Сколько народов, словом, столько имен. Даже больше. Вот и рассуди теперь, как на твой вопрос ответить.
– И откуда только ты всей этой премудрости набрался? – с тайным злоехидством в голосе полюбопытствовал Перри, не отрывая, впрочем, взгляда от костей.
– А я вообще умный! – гордо парировал Барнабас.
Самсон задумчиво почесал за ухом и сделал добрый глоток, дабы получше упорядочить мысли.
– А еще кто-то, – вмешался Пит, – называет ту землю Атлантидой.
– Атлантида, – задумчиво повторил Самсон. – Это название я уже когда-то слышал. Тоже красивое. Ладно, пусть будет Атлантида. Хоть знаю теперь, куда они плывут… И пусть их вовек не терзают ферры. Пусть им всем там хорошо живется.
– А нам тут – без них, – хохотнул Пит.
– Эй, постой-ка, – заинтересовался Барнабас. – Что еще за ферры такие?
Самсон развел руками:
– Не знаю… Само как-то вырвалось, если вы понимаете, о чем это я. Слышал где-то, наверное. «Ферры – демоны Атлантиды». Может, в песне какой?..
Перри извлек из своего забора костяшку и грохнул по столу:
– Кончайте болтать и считайте очки! Забой!
Мария Галина.Ганка и ее эльф
Татьяне Кохановской, высказавшей идею, которая и легла в основу этого рассказа…
Звались горы по-страшному – Горганы…
Зеленокутские, вроде бы, когда-то и пришли из-за этих самых Горган, потому и слыли до сих пор чужаками. Совершенно непонятно, однако, как они ухитрились это сделать.
Потому что в горах жили тролли.
Огромные и свирепые, сплошь покрытые рыжей шерстью; кряжистые, точно камни, они и сами были способны закидать путников камнями или устроить обвал.
И еще тролли были людоедами. Расщепленные человечьи кости валялись в горных расщелинах вперемешку с костями горных баранов…
Лес между Зеленым Кутом и горами был как бы защитной прослойкой – здесь водились свои собственные странные создания, с которыми, однако, если правильно себя вести, поладить было можно: у зеленокутцев вошло в обычай оставлять на ночь плошки с молоком у своих крылечек, просто так, на всякий случай, чтобы пиво не скисало, – и верно, зеленокутское пиво считалось самым лучшим в округе, потому что помимо хмеля и ячменя добавляли туда лесные травы, отдающие тонкой горечью и медом.
Отец Маркиан, уродившийся неизвестно в кого рыжим, человек здоровенный, красномордый, веснушчатый и вспыльчивый, время от времени топтал сапогами плошки с молоком, которые зеленокутцы заботливо выставляли с вечера. Увидев утром разбитую плошку и широкую спину яростно удаляющегося отца Маркиана, очередной зеленокутец лишь сокрушенно качал головой и потихоньку выставлял новую плошку. Надо сказать, сапоги отца Маркиана, те самые, которыми он втаптывал в землю толстенькие черепки, были приобретены на ярмарке от щедрот леса, и тачал их – опять же от щедрот леса – самый лучший тамошний сапожник. Но об этом жители Зеленого Кута, зная нрав отца Маркиана, предпочитали ему не напоминать. Все помнили, как он чуть было не проклял Федору-травницу, когда дюжину зим назад, а то и больше (кто эти зимы считает?), она подобрала эльфенка.
Федора-травница жила на отшибе, как и полагается знающей женщине, ее хатка примыкала вплотную к оврагу, за которым и начинался зеленокутский лес, так что Федора бродила ночами по опушке, собирая целебные травы (есть травы, которые нужно собирать в новолуние, а есть – которые в полнолуние, говорила она). С нечистью она ладила и ночного леса не боялась: запозднившиеся зеленокутские мужья, расходящиеся по домам из крохотной корчмы «Под дубом», порой видели скользящую в высокой, по пояс траве темную согбенную тень на дальнем склоне оврага. Во время одной из таких вылазок она и натолкнулась на эльфенка, дрожащего от холода в травяном гнезде (трава была свита в жгуты, так что светловолосая голова эльфенка торчала из него, точно кукушкино яйцо). Эльфенок плакал – тихонько, точно котенок мяукал, и сердце одинокой Федоры не выдержало. Она закутала эльфенка в платок и притащила в свою хижину: обогревшись, он стал лепетать что-то по-своему, молоко от федориной козы пил с удовольствием, животиком почти не маялся, и все было бы хорошо, если бы весть о найденыше не дошла до отца Маркиана. Некрещеной нечисти в его приходе нет и не будет, заявил он, но Федора ни с того ни с сего крестить эльфенка наотрез отказалась – видать, испугалась, что он обернется дымом и вылетит в трубу, сплетничали бабы.