Внутри послышались шаги, в двери отворилось небольшое окошко, в нем появилось лицо — кривоватый крупный нос, пепельные усы ниже него, а выше — подозрительно сощуренные глаза.
— Чего тебе, парень? — спросил нестарый, но хриплый голос.
— Говорить с хозяином.
— Вас там компания, вот и разговаривайте, — отозвались из-за двери.
— Я пришел обменять то, что у меня с собой, а не угрожать. И говорить буду с хозяином, не с охраной.
— Я не буду беспокоить владельца из-за залетных бандитов.
— То есть, ты хочешь лишить его прибыли? Думаешь, он тебя отблагодарит? — Карантир усмехнулся в дверное окошко, скрывая злость. Вот только не хватало просить о милости нерадивого слугу!
— Он меня отблагодарит за то, — отозвалась дверь, — что я всяких подозрительных юнцов не пускаю, за спиной у которых ещё шестеро стоят.
— Могу попросить их отойти, — пожал плечами Карантир, и сам делая шаг назад. Из окошка цепко осмотрели его, словно ощупали, и на несколько мгновений взгляд прилип к мешочку у него, Карантира, на поясе. И к ножу возле него. Взгляд этот искал что-то ещё и не находил, и Карантир остро ощутил некую недостачу, которую точно видел слуга менялы, и которую он сам ещё не мог назвать.
— А ты, парень, всегда на перестрелку с ножом приходишь? — в человеке за дверью стремительно начинало клубится некое злорадство.
— Хозяина позови, — повторил Карантир холодно. — Не тебе решать, с кем ему вести дела.
— Ошибаешься. Именно мне решать, побеспокоить мистера Эдмонда или нет, — в голосе за дверью была уверенность, которой человек не испытывал на самом деле.
Люди, подумал Карантир, криво усмехаясь, очень плохо управляют мыслями. Их порой слышно, словно детей, неспособных ещё прочно закрывать свой разум и держать мысли в узде.
Он молча ударил в дверной молоток снова и снова.
— Кажется, ты меня не расслышал, парень. Вали отсюда по-хорошему!
За дверью, почуял он, приготовились убивать: привычно и деловито, даже с неким удовольствием. И потому, когда в окошке показалась стальная трубка, Карантир не стал гадать, что это, а шагнул снова вплотную к двери и броском перехватил чужую руку прямо в окне, как перехватил бы руку с ножом.
Свою руку он слегка ссадил о край окна — оно было все же маленьким, две руки едва уместились в нем. Слуга заорал, Карантир с силой вывернул его запястье и левой перехватил выпавшее наружу оружие.
«Механический игольный арбалет? — подумал он мельком. — Слишком мал...»
Внутри здания хлопнула дверь, послышались шаги, и донесся другой недовольный голос:
— Энди, черти тебя дери, ты что там вытворяешь?
— Кажется, твой охранник твердо решил, — Карантир повысил голос, — лишить хозяина вознаграждения за обмен. — С этими словами он выпустил руку противника, тот отскочил, сдавленно ругаясь.
— Так, джентльмены, давайте спокойно разберемся.
Загремела задвижка, дверь распахнулась. Человек на пороге был немолодым, длинноруким и длинноногим, одетым в нелепо плотный для жары наряд в три слоя: с верхней лёгкой курткой, безрукавкой под нею и нижней рубахой, что виднелась лишь в вырезе той безрукавки. И ему было действительно жарко и душно, пот блестел на его шее и лице, но он терпел. Охранник его, что прижимал сейчас к животу пострадавшую руку, и тот одевался легче.
Правую руку хозяин держал в кармане.
Изнутри пришла духота, запах людского пота мешался с запахом пыли и бумаг.
— Верните Энди оружие, — сказал хозяин лавки, глядя снизу вверх. Страха в нем не было, по меньшей мере, прямо сейчас.
— Нет. Я не люблю, когда меня пытаются убить за простой стук в дверь.
— Он угрожал мне! — заорал Энди.
— Если бы я угрожал, мы бы встали под дверью всемером.
Хозяин только теперь оглядел площадь, увидел шестерых поодаль и вздрогнул. Овладел собой довольно быстро, впрочем, для человека невоинственного. Осмотрел гостя — и сам нашел взглядом мешочек у него на поясе.
— Ты пришел менять...
— Золото, — кивнул Карантир.
— Энди, — сказал хозяин негромко, но веско, — ты здесь, чтобы отгонять явных голодранцев и бандитов, а не чтобы решать за меня, кто мой клиент, а кто нет. Я ведь могу попросить Большого Билла прислать мне человека поумнее. И не теряющего пушки.
Энди злобно сверкнул глазами, но в этот раз промолчал.
Только в этот. Когда Карантир позже выходил из душного и тесного дома менялы, охранник негромко сказал ему в спину:
— Мы запомним тебя, парень.
— ... Значит, «мы», — повторил Маэдрос, усмехаясь. Повертел в пальцах монету и спросил: