Ха! Как удобно. Значит, в твоей жалкой и бесполезной жизни виноват твой бог. Он отвернулся от тебя в тот день, когда ты предал свой народ. Он ждет того момента, когда ты соберешь остатки мужества и сделаешь то, что должен был сделать в день своего унижения. В день, когда кровь невинных жертв запятнала твои руки.
— Я не мог сделать большего.
Ты мог умереть ради тех, кто любил тебя. Ты обязан был умереть. Доставь им это удовлетворение хотя бы сейчас. Признай свою вину. Встреться со своим богом лицом к лицу. Будь честен перед самим собой.
Такаар отвернулся от камня, на котором восседал его мучитель, будучи не в силах и дальше слушать справедливые упреки. В нескольких сотнях футов внизу текла река Шорт. Соблазнительная и чарующая, даже с такой высоты. Вокруг торчащих валунов пенилась и вскипала вода.
Необъятный и вечный тропический лес за его спиной, казалось, тоже смотрел на него со злой насмешкой. Каждое создание, что дышало, жило и умирало на службе у их бога, Туала, издавало какофонию звуков, которые звенели у него в голове, туманя разум.
Он поднял глаза к небу, моля Гиал о помощи. И богиня дождя услышала его мольбу, ниспослав грозу, которая заглушила голос леса и пролилась барабанным боем капель на его голову, очищающим и обещающим прощение. И вновь вызвала к жизни воспоминания.
«…в тумане вставало алое зарево. Вдали замерла песня. Дымка рассеялась, словно ее смахнул рукой сам Инисс, обнажая выстроившиеся напротив вражеские шеренги. Воины, стоявшие вдоль парапета, застыли в напряженном ожидании. Такаар смотрел вперед, всеми фибрами души впитывая чувства, охватившие обороняющиеся войска. Он глубоко вздохнул, чтобы унять сердце, гулко стучавшее в груди.
Такаар провел рукой по лбу. Это было неправильно. Поколение войн и сражений не могло закончиться вот так. В лесу, меж деревьев, теснилась пехота гаронинов. Солдаты стояли кучно и плотно, как муравьи. А потом они медленно двинулись вперед. Тысячи и тысячи. А за ними, возвышаясь над макушками деревьев, поплыли осадные машины. Десятки и сотни».
Такаар сгорбился, прижав колени к груди и тихонько раскачиваясь взад и вперед. Пальцы его босых ног впились в край обрыва. Взгляд его не отрывался от противоположного утеса и тропического леса за ним. Но вот взор его затуманился, и по щекам потекли слезы. Сегодня, как и всегда, он знал правду.
— Я — трус. Невинная кровь запятнала мою душу, — прошептал он.
Хорошо, очень хорошо.
Такаар встал. Снизу доносился грохот волн, сливаясь со стуком дождевых капель о голые скалы и мокрую листву деревьев. В голове у него воцарилась звенящая пустота. Даже воспоминания не беспокоили его. Пустота внутри была страшнее видений прошлого.
Ты можешь покончить с этим. Сделай шаг вперед. Всего один. Это же так просто. И тогда все, конец.
Такаар пошевелился, скользя вперед и чувствуя, как осыпается под ногами земля. Выпрямившись во весь рост, он вдохнул пьянящий аромат влажного леса. Родного дома, благословенного Иниссом и окропленного кровью тех, кто так и не успел почувствовать его почву под ногами. Тех, кто остался в старом мире и наверняка погиб.
По его вине.
— Я не заслуживаю дышать этим воздухом и любоваться красотой рассвета.
Нет.
Такаар взглянул вниз, на камни, о которые разобьется его тело, и стремительные пенные струи, которые унесут его кровь и плоть. Его позор, унижение и трусость. Лес примет его в свои объятия и вернет Иниссу. Раскаявшегося. Искупившего вину. Прощенного.
— Но я не заслуживаю прощения.
Мы все заслуживаем его.
— Моя смерть не станет справедливым воздаянием для тех, кому я причинил зло.
Не путай справедливость с прощением. Справедливого воздаяния не существует. Есть только месть. Поступи с собой так, как хотели бы поступить с тобой жертвы твоей трусости. И тогда ты обретешь прощение. Инисс по-прежнему любит тебя.
— Я не заслуживаю любви Инисса. Как и любого другого бога.
Милосердие и прощение идут рука об руку. Но только в том случае, если им сопутствует жертвоприношение. Сделай то, что должен.
Такаар склонил голову. Дождь пошел сильнее. Слезы Гиал падали, оплакивая финальный акт жизни падшего героя. В небесах зарокотал гром. В свинцовых тучах сверкнула молния.
«…Такаар провел рукой по лбу. Он был горячим и влажным, несмотря на рассветную прохладу. Но душа его заледенела. Его бил озноб. Он смотрел, как они приближаются. В оборонительных порядках насчитывалось не более трех тысяч защитников. Извне наступало в десять раз больше, а во мгле за осадными машинами как будто из-под земли вырастали все новые и новые шеренги.