– Ходила к дьяку попадья… Прям-таки всю Москву знаешь? – недоверчиво усмехнулся Овчаров.
– Всю – не всю, а уж кого надо знаю. Так что ищешь-то ты, мил человек? Сказывай уж. Авось, я знаю.
– Ну, когда ты, брат, всю Москву знаешь, так, чем чёрт не шутит, может, и поможешь мне, – задумчиво произнёс Илья Никитич. – Не знавал ли ты некой мадам Ульбрехт, что держала швейную мастерскую на Староконюшенном?
– Куда хватил! – удивился дворник. – Она уж скоро лет двадцать, как из Москвы не своею волей выбыла. Небось, бесу душу давно отдала.
– Отчего ж бесу, а не Богу?
– А не для Господа Бога этакие души. Что тебе, мил человек, в сей даме?
– А работала у ней девушка. Аннушкой звали. Может, слыхал?
– Слыхивал, – кивнул дворник. – Значит, ты той тёмной историей антиресуешься?
– Любопытствую, – подтвердил Овчаров. – Ты, борода, вижу, и впрямь всё тут знаешь. Так, может, подскажешь, с кем я об том деле потолковать могу?
– К Василь Васильичу тебе надо, по моему рассуждению.
– А кто таков Василь Васильич?
– Эх, мил человек, а ещё за москвича сойти думаешь! – рассмеялся дворник. – Василь Васильича Романенко на Москве всякая собака знает. Немалый чин имеет в сыскном ведомстве. Гроза преступников! Он то дело помнить должен. Одно из первых у него, кажись, было.
– Немалый чин, говоришь? Так он, глядишь, и разговаривать не станет?
– Коли в добром духе будет, так и поговорит, а, уж коли зол, так и в ухо может.
– Где ж мне его сыскать?
– А нет ничего проще. Квартирует он в Могильцах, в Мёртвом переулке. Если на водочку дашь, так хоть теперь провожу к нему.
– А служба твоя как же? – прищурился Илья Никитич.
– А я в том переулке и служу. Так что нам по пути.
– Ходила к дьяку попадья… Была – не была! В таком случае веди меня, – решил Овчаров.
День, кажется, складывался удачно. Ведь что ж, как не большая удача, попасть на такого знающего дворника? Теперь главное, чтобы сам господин Романенко был в добром расположении и не спустил незваного гостя с лестницы. А ведь хорошо, чёрт побери, свести знакомство с этаким человеком! Ведь когда всё сложится удачно, так можно ж и со своим делом обратиться! Не пригодится ли московской полиции опытный агент? Правда, не знает Илья Никитич Москвы, но так это дело наживное! Узнает! Ведь как можно дело-то повернуть!
Дом Василь Васильича Романенко находился аккурат рядом с церковью Успенья и старым погостом. Овчаров перекрестился, вошёл вслед за дворником в подъезд, поднялся по тёмной лестнице. Неожиданно провожатый достал ключ, отпер одну из дверей и пригласил:
– Милости прошу, господин инкогнито!
– А где же Василь Васильич? – обомлел Илья Никитич.
– Улицы метёт, – рассмеялся «дворник», отклеивая бороду, снимая белый фартук и переступая через порог.
Овчаров прошёл вслед за хозяином на небольшую кухню, где последний опустился на стул и, закурив, предложил гостю:
– Присаживайтесь.
– Спасибо… – растерянно отозвался Илья Никитич, садясь и пряча под стол свои сапоги.
– Может, вы всё-таки представитесь?
– А… Да, извините. Илья Никитич Овчаров. Агент сыскной полиции Коломны.
– Коломны? – присвистнул Романенко. – Не бывал. Каким же ветром вас занесло в Первопрестольную, Илья Никитич?
– Так я уж вроде рассказал…
– То вы дворнику рассказывали, а то мне.
– Вы в самом деле большой чин имеете? – недоверчиво спросил Овчаров.
– Ну, не шибко дюжинный, однако, и не малый, – улыбнулся Василь Васильич, приглаживая волосы. – По крайней мере, вся столичная агентура проходит через мои руки.
– К чему ж тогда вам такой машкерад?
– Вы про дворницкую справу? Это, скажем так, дань прошлому и привычка. Я с первого дня работы в сыскном ведомстве всякое утро с Бассейни начинаю. Нет более информированных людей в Москве, нежели дворники. Да вы ж и сами с них начали.
– Что ж, Василь Васильич, вы нынче в добром духе? В ухо не дадите? – спросил Овчаров, обретая вновь уверенность.
– Коли волынку тянуть не станете, а изложите мне кратко и понятно ваше дело, так не дам, – пообещал московский сыщик. – И не стесняйтесь вы так ваших сапогов, ей-Богу. Я ведь тоже с агентов начинал, по целому дню маковой росинки во рту не имел, сапоги сам чинил… Сказывайте да отправимся где-нибудь позавтракаем. Я, чёрт возьми, успел изрядно проголодаться после, как говорят в благородном обществе, утреннего променада.
Илья Никитич вздохнул и, собравшись с духом, принялся излагать как можно более внятно суть своего непростого дела.
По утрам в ресторации «Палермо» посетителей было немного. Лишь иные просиживали по нескольку часов, мелкими глотками цедя горячий чай с блюдец и утираясь полотенцами.