Выбрать главу

— Я хочу чего-то другого. Чего-то сексуального. Я писал дразнящие посты в своем блоге о том, как горяча новая линия, но мне нужны фотографии, которыми я действительно могу их сопроводить.

Затем он опустился на четвереньки, как будто кто-то мог подойти к нему сзади в любую минуту и трахнуть эту упругую задницу.

Он собирался убить меня.

Он пытался заставить меня заплатить за то, что я назвал его шлюхой.

С меня уже было довольно маленьких вредин. Особенно тех, которые нуждались в напоминании о том, как себя вести. Едва сдерживая раздражение и другие эмоции, которые я не мог назвать, я поднял камеру и начал снимать. Он выгибался и извивался, выпендриваясь перед камерой и пытаясь вывести меня.

Он получит больше, чем сможет справиться, если не будет осторожен.

— Знаешь, — его низкий голос прозвучал более хрипло, чем обычно, и по моей спине пробежала дрожь, — я должен заставить тебя ждать здесь, пока не найду настоящего мужчину, который отшлёпает меня. Того, кто не боится саба, знающего, чего он хочет, и что будет выглядеть невероятно на фотографиях. Тем более, что у тебя, похоже, не хватает духу довести дело до конца.

ЕБЛЫСЬ!!

Я даже не помнил, как это сделал, но только что я пытался найти правильный угол, чтобы показать чулки и подвязки, и вот отпечаток моей руки расцвел на его заднице.

Пи*дец.

Моей первой мыслью было, что меня уволят или он вызовет полицию, но вместо того, чтобы закричать на меня и встать, как я и ожидал, Эли застонал. Удовольствие, казалось, прокатилось по нему, и что-то в его лице и в том, как свет отразился на его лице, заставило меня снова, практически бездумно, включить камеру.

Голова Эли откинулась назад, и он посмотрел на меня глазами полными желания и затуманенными сабспейсом. Это было захватывающе, и я точно знал, о чем он просил.

— Если ты так сильно хочешь порки, Вреднюга, я тебе ее устрою.— Балансируя камерой в одной руке, я опустил другую на его нетронутую ягодицу, оставляя на нём одинаковые отпечатки ладоней.

Прекрасно.

Когда я снова начал фотографировать, это было меньше связано с одеждой и больше с Эли, чем я хотел признать. Выражение его лица. То, как дрожало его тело, и желание, которое изо всей силы пыталось вырваться наружу. Его член больше не был просто твердым, он был символом всего, чего он хотел в этот момент.

— Выгни задницу еще выше. Я хочу видеть свои отметины на твоей коже. — Мой голос был грубым и звучал почти сердито для моих ушей, но Эли почти замурлыкал, и его задница поднялась, наконец совершенно послушная. — Вот именно. Покажи мне, как сильно ты нуждаешься в большем.

Я даже не знаю, говорил ли я это для фотографий или для себя. Все это смешалось у меня в голове, и отделить было невозможно. Не желая тратить время на анализ, я просто пошел туда, меня влекло с самого начала.

Опустив руку снова, я начал перчить подставленную задницу шлепками. На коже легко оставались следы, но Эли, казалось, обладал высоким болевыми порогом, из-за чего мне стало интересно, как высоко я могу заставить его взлететь.

— Я хочу посмотреть, будут ли эти трусики смотреться лучше, обрамляя красивую красную задницу. Но если мне не понравятся фотографии, ты будешь наказан за то, что потратил мое время впустую.

Тихие, страстные слова в сочетании с жаром от его задницы заставили Эли стонать от удовольствия.

— Пожалуйста. Да. Пожалуйста. Накажи.

Не имея ни малейшего представления о том, что он пытался сказать, я продолжил выдавать ему боль и удовольствие.

— Тебе не понравится мое наказание, Вреднюга. — Я не смог удержаться, чтобы не продолжить, когда наконец перестал лупить его и начал грубо мять его задницу, а он тяжело дышал и издавал низкие, исполненные жажды звуки. — Если ты будешь вести себя хорошо со мной, Вреднюга, то, возможно, получишь награду.

Черт возьми, если я знал как это будет, но мне все равно.

Его реакция была безупречной. Страсть и желание лучились от него, и это было так, как будто он был раздет до именно той внутренней его части, которая отчаянно нуждалась в ком-то, кто бы овладел ею и контролировал. Подняв камеру, я делал снимок за снимком.

— Сядь прямо, руки за спину, прямо над кружевом.

Я даже не спрашивал, послушается ли он, я просто знал, что так и будет. Эли двигался грациозно, выпрямившись и заложив руки за спину прямо над трусиками.

— Да, именно так.

То, что он был на платформе, означало, что я мог снимать бесконечные ракурсы, и я потерял счет времени, которое потратил на его фотографирование. Когда он начинал ерзать или я видел, как вреднюга снова всплывает на поверхность, я поджаривал ему задницу.

Когда я обошел спереди и начал фотографировать покорность на его лице и твердую длину члена, напрягшегося под тканью, я не мог сопротивляться его прекрасному телу, и ничто из того, что он сказал или сделал, не заставило меня чувствовать, что я должен. Поэтому, протянув руку, я ущипнул его за соски, наблюдая, как он извивается и выгибается.

— Вот так. Покажи мне, как это приятно. Покажи мне, как сильно ты любишь боль. Ещё одно дёрганье за сосок заставило его задохнуться, а его пенис - намочить предэякулятом ткань. Фотографии будут потрясающими. Я видел их так же ясно, как если бы сидел за компьютером.

То, как страсть пульсировала вокруг него почти как пламя. Затуманенный взгляд, который был частью желания и частью капитуляции. Они бы прекрасно запечатлели это затерянное в сабмиссивности выражение. Каждая линия его тела ждала, и весь он существовал лишь для меня.

— Ложись на спину. Одна нога вверх, а другая на пол. Да. Идеально.

Раздвинув ноги ровно настолько, чтобы лишь намекнуть на все, что он скрывал, его член торчал из тела, соблазнительно натягивая ткань.

Ночная рубашка... что-то в этой позе заставило меня представить его в короткой ночной рубашке, которая прямо заигрывала с его членом. Этот мощный образ одновременно, производил бы впечатление невинности и возбуждения.

- Выгнись для меня. Да.

Фотография за фотографией, я запечатлевал развратное предложение, которым он искушал камеру. Искушал меня. Я никак не мог решить, где кончается подчинение камере и начинается его подчинение мне.

С каждой фотографией, которую я делал, мы двигались дальше от того, что хотел сайт, и ближе к тому, что хотел я. Я знал это, но не мог остановиться. Он был прекрасен, и было похоже на то, будто искусство подталкивало нас вперед. Эли тоже должен был это видеть. Он знал, что нужно сайту и что хотят видеть клиенты. Он должен был понимать, что это больше не для них.

Как и в прошлый раз, когда я подтолкнул события вперед, когда я сделал это снова, это было естественно и бессознательно, пока я не понял, что я сделал.

— Выгни ногу. Нет, больше наружу. Я хочу видеть изгиб твоего члена, когда он выгибается над твоим телом.

Не совсем правильно. Подойдя ближе, я протянул руку, касаясь его ноги и спустился вниз по бедру. Расположив его там, где я хотел, я отодвинулся и стал делать фото, когда Эли начал с трудом дышать, и дрожь пробежала по его телу.

— Не двигайся. — вырвалось у меня, и он замер, зажмурив глаза. - Прекрасно. Эли тихонько всхлипнул, и все, что я мог сделать, это держать свои руки при себе. Возможно, он и не возражал раньше, но как только я отстранился, то понял, что перешёл черту. Он доверял мне, и пока я не узнаю, чего он хочет, я не буду давить на него больше, чем он готов зайти.

Подойдя к его голове, я посмотрел вдоль линии его тела, и увидел кадр, который я хотел. Это будет невероятно, искусство в его самой страстной форме.

— Нагнись и поправь свой член. Я хочу, чтобы он был немного левее. Затем вытяни руки над головой.

Эли издал еще один низкий, нуждающийся звук, но скользнул ладонью по члену, прежде чем поднять руки, чтобы они удлинили его тело.