Каким бы сексуальным он ни был с этим грубым, суровым поведением, я не собирался меняться ни для кого. Быть Элайджей и так достаточно тяжело…Эли не собирался возвращаться в чулан. Хьюстон сказал, что Роману, вероятно, просто не по себе после того, как его последние отношения взорвались. Но я не был достаточно уверен в своей способности читать Романа, чтобы догадаться, так ли это.
На рациональном уровне я знал, что его разочарование в бывшем парне повлияло на то, как он видел меня и, вероятно, как он видит будущие отношения, но я не был уверен, насколько глубоко это зашло. Я не мог себе представить, что мне придется все время вести себя прилично и следить за тем, что я говорю, всегда беспокоясь о том, что он подумает если я переступлю черту.
Я хочу переступать черту!
Я хотел знать, что в какой-то момент он притянет меня к себе на колени и снова отшлепает. Я хотел, чтобы он так расстроился, что прижал бы меня к стене и вонзил свой член в меня, потому что это единственный способ заставить меня замолчать. Но не в том случае, если он в конечном итоге возненавидит меня за это.
В моей жизни было достаточно серьезного дерьма; мне нужно как-то сбегать. Между школой, работой, волонтерскими делами, которые были важны для меня, и безумием, с которым мне приходилось мириться, когда дело касалось моей семьи, Эли был моим побегом... моим выпускным клапаном.
Эли сводил всех с ума и скакал полуголый, зная, что люди будут пускать слюни на фотографии. Каждому нужно место в жизни, где он мог бы выпустить своего внутреннего паршивца, у большинства людей просто не было такого безопасного пространства…У меня — было.
И я не позволю ему все испортить.
Когда я в последний раз обошёл гостиную и кухню, в дверь наконец позвонили. Заставляя себя идти в разумном темпе, я был у двери в считанные секунды, но мне казалось, что прошла целая жизнь. Я просто хотел покончить с этим. У меня не было достаточно терпения, чтобы тянуть кота за хвост.
Роман смотрел на дом, когда я открыл дверь. Он оглянулся на меня со странным выражением на лице.
— Привет. Красивый дом.
— Спасибо. — Я пожал плечами. — Заходи. Отступив назад, я махнул рукой, приглашая его внутрь .
— Я положил кое-что на кровать в гостевой комнате, чтобы ты посмотрел. Я не был уверен, какие фетишы и темы ты собираешься снимать.
Сосредоточенность на работе позволила мне отодвинуть страхи и смятение на задний план, но я чувствовал беспокойство, и мне это не нравилось. Роман либо не хотел говорить обо всем случившемся дерьме, либо не знал, как начать разговор, потому что просто кивнул и тихо вошел.
Когда он наконец заговорил, его тон был ровным, как у адвоката.
— Спасибо. В идеале я хотел бы снять различные образы и фетиши, чтобы я мог предоставить людям разные варианты. Ты очень выразителен на камеру, так что, я уверен, что мы сможем что-нибудь придумать.
Окей, значит как у грязного адвоката.
— В этом есть смысл, и спасибо тебе. Я выбирал разноплановые вещи, так что дай мне знать, что тебе подходит. – возвращаясь через дом, я повёл Романа в редко используемую гостевую комнату. Большую часть времени, когда я встречался с друзьями, мы возвращались к кому-то из них, так что у меня было не так уж много ночных посетителей.
Указав на почти пустую комнату, я посмотрел на Романа.
— Она довольно непримечательна, но пожалуй это сработает лучше, чем какой-нибудь странный декор.
Он слегка улыбнулся.
— Непримечательная - лучше, чем множество виденного мной декора. В гостевой комнате моей бабушки были обои с большими красными капустными розами. Она безумно гордилась ими, но они были такими уродливым, что на них просто невозможно было смотреть.
Усмехнувшись, я кивнул.
— Я думаю, что у каждого в том поколении был сомнительный вкус на обои. Улыбка Романа стала шире, и он наклонил голову в сторону кровати.
— Это те вещи, что ты выбрал?
— Да, — махнув рукой в сторону кучи, я попытался не нервничать, но это не сработало. — Просмотри всё это и сообщи, если есть что-то еще, что надо поискать. У меня дома бывали парни, так что я знал, что нервничаю не из-за того, что кто-то вторгся в моё пространство. Я даже бывал почти голым перед Романом бесчисленное количество раз когда мы были почти функциональны, и потом, когда мы вопили, так что вряд ли именно из-за фотографий я чувствовал себя так неловко.
Но по какой причине я так себя чувствую - я не уверен.
Что-то более личное.
Когда он посмотрел на ошейники и предметы, которые я собрал, я понял, что это было потому, что он видел больше меня. Я знал, что фотографии будут вращаться вокруг меня, выглядящего как сабмиссив для камеры, и это меня не беспокоило. Но это был мой ошейник на кровати. Это была одежда, которую я выбрал. Это были мои игрушки.
Ничего сумасшедшего или кричащего "трахни меня", но это было интимно так, как я не ожидал.
Глядя, как его пальцы скользят по коже ошейника и мягкой подкладке манжет, я не мог сдержать волнения. Что он скажет? Поймет ли он, насколько все изменилось, или для него все останется по-прежнему?
Наконец он поднял глаза и кивнул.
— Ты будешь потрясающе в этом выглядеть.
Этого было недостаточно, но я не знал, как спросить больше.
— С чего бы ты хотел начать? — Мне пришлось бороться с желанием отвести взгляд. – У меня есть еще несколько традиционно мужских вещей, если ты представляешь себе такой образ на некоторых фото. Тут в основном более женственные вещи, но…
— Нет, конечно же, речь идет о том, чтобы показать фотографии в разных стилях, но также и о том, чтобы убедиться, что на каждой из них есть твой образ. - Роман на мгновение замолчал. — Я хочу быть уверенным, что смогу запечатлеть ту часть тебя, которая уникальна. Это не просто фотографирование кого-то в феминном белье. Речь идет о том, чтобы показать его страсть... к такому образу жизни…к кому-то... к фетишу... Какой бы ни оказалась эта страсть.
— А со мной.… — Я был безумен, но все равно рвался вперед. — А что ты скажешь о моей страсти? Что должно проявиться на моих фотографиях?
Он был слишком тих.
Его взгляд не дрогнул, но ему потребовалось слишком много времени, чтобы ответить.
Он ненавидит меня.
Какого хрена я с собой делаю? Я не был одним из тех парней, которые гоняются за придурками, которые их презирают. Я не добивался натуралов. Я не охотился за разными прохвостами. Конечно, я бы флиртовал с кем угодно, но дальше этого дело не заходило. Я хотел хорошо провести время, но не собирался разрушать себя ради этого.
За исключением того, что сейчас я именно это и делал.
Я идиот.
Роман наконец заговорил, и мое сердце заколотилось. В его тихом голосе слышался лишь намек на Дома, который фотографировал меня той ночью.
— Твоя страсть заключается в подчинении, но это подчинение приходит после того, как ты раздвинул границы, чтобы испытать их прочность, и полностью отдался ему. Это когда за тобой наблюдают и тебя хотят, но ты знаешь, что они не могут заполучить тебя, потому что ты отдал эту часть себя кому-то другому.
Я даже не знал, что сказать.
Что, черт возьми, происходит?
Губы Романа изогнулись в едва заметном намеке на улыбку, но его глаза были полны наслаждения и чего-то еще, что ускользало от меня. Он отвел взгляд на достаточный промежуток времени, чтобы схватить пару трусиков с кровати, а затем снова сосредоточился на мне.
— У тебя есть белая рубашка, которую ты мог бы надеть поверх этого?
Поскольку это был простой вопрос, который не заставил мой мозг работать, ответ пришел быстро.
— Конечно.
Я уже мог видеть то, что от хотел.
— У меня есть каблуки. Такой образ тебе нужен?
Роман кивнул.
— Да. Это отлично.
— Хорошо, я... эм... я сейчас вернусь. — За секунду исчезнуть, схватив одежду, не заняло много времени.
Сочетание мужского и женского будет интересно смотреться на фотографиях. И это показывало, что он серьезно обдумывал, как меня сфотографировать. Был ли я у него на уме, или это просто что-то, что первое пришло ему в голову?