— Но ведь ты его видел, — сказал Роланд. — Как ты можешь его забыть, если ты его видел?
Николас пожал плечами.
— Ну хорошо, — произнес он. — Ладно. Ладно, я ничего против него не говорил. Просто он думает только о себе.
— Да перестаньте спорить, — сказала Хелен. — Честное слово, Роланд, если Дэвид прав, тогда лучше поступить так, как говорит Ник, хоть ты его и не одобряешь.
— Что за шум? — спросил мистер Уотсон.
Стиральная машина так гремела, что они не услышали, как он подошел.
— Вы же знаете, у матери мигрень.
— Извини, пап, — сказал Дэвид. — Ну что?
— Странно, — отвечал мистер Уотсон. — Все монтеры, как один, говорят, что им всю ночь звонили, и раньше второй половины дня они у нас быть не могут.
— Значит, это не только у нас, — заметил Дэвид.
— Ужасно, — сказал мистер Уотсон. — Ваша бедная мать всю ночь не спала. Я сейчас же иду в управление, пусть что-нибудь немедленно сделают. Так дальше не может продолжаться.
— Пап, можно мы покопаем в саду? — спросила Хелен.
— Да, да, делайте что хотите, — отвечал мистер Уотсон, — только мать не будите. Она задремала.
— Сокровища надо зарыть, — сказал Дэвид, как только мистер Уотсон ушел. — Если дело в них, монтеры их обнаружат. Другого выхода нет, Роланд.
— Мы с Дэвидом сейчас же начнем копать, — согласился Николас. — Яму надо сделать поглубже, а если отец вернется, пока мы не кончим, ему это не понравится.
Хелен с Роландом отправились наверх и принесли четыре полиэтиленовых пакета, чтобы положить в них Сокровища. Пакеты пришлось как следует прижать, чтобы из них вышел воздух и они заняли поменьше места. Хелен стянула их резинкой, а потом завязала покрепче бечевкой. В конце сада на свалке, которую должны были вывезти, Роланд нашел старый бак.
Сокровища выглядели все так же: камень, прут из ограды, две палочки и чашка. Роланд сложил их в бак и привязал крышку проволокой, найденной у Дэвида среди запасных частей. Когда Хелен с Роландом спрыгнули в яму, земля закрыла их по грудь. Земля по бокам ямы была крапчатой и шла слоями, сверху темнее, а книзу все светлее, так как в ней прибавлялось песку; отмершие корни растений пронизывали ее насквозь. Тут и там белели голубоватые черепки.
— А вы заметили? — спросила Хелен. — Где ни копнешь, всюду уйма черепков. На старом месте то же самое было. Похоже, что их сюда долгие годы выкидывали.
Хелен и Роланд уже с головой ушли в яму и с трудом выбрасывали наверх почти чистый песок.
— Ну хватит, — сказал Дэвид. — Сейчас нам больше не успеть. Давай-ка руку, я тебя вытащу.
— Идет, — сказала Хелен. — Копну еще разок и... ой!
Лопата ударила во что-то. Раздался треск. Хелен встала на колени и вынула из песка осколки керамики.
— Ой, это был кувшин! — вскричала она. — А я его разбила. Взгляни, Роланд, какой красивый!
Она потерла керамику рукой. На теплом коричневом фоне с синеватым свинцовым отливом виднелись голова и передние ноги единорога, нанесенные темно-красным контуром.
— Да ему небось сотни лет! — воскликнул Роланд.
— Я его склею, — сказала Хелен. — Какая жалость! Если б я его не разбила! Я бы все отдала, только б его не разбить!
— Нас застукают, если мы не поторопимся, — заметил Николас.
Хелен и Роланда вытащили из ямы, а бак спустили вниз. Дети набросали сверху земли и утоптали ее.
— Ну, все, — сказал Николас.
Когда они вошли в кухню, чтобы вымыть руки, стиральная машина смолкла.
12
Почтовый ящик
Монтеры все проверили и ушли. Мистер Уотсон разбил клумбу на том месте, где были зарыты Сокровища. Прошел год.
Все это время Роланд старался не ходить через парадную дверь. У него не было уверенности в том, что дверь ведет именно в их дом. На него словно наваждение нашло, как бывает иногда, когда начинаешь ходить по краю тротуара.
Хелен склеила кувшин, найденный в земле. Кувшин был большой, и при ударе он разбился на пять частей.
Она клеила его часами, чуть не плача при мысли о том, что сама разбила его. Кувшин так долго пролежал в земле и легко мог бы остаться в сохранности. Но поздно — сделанного не исправить.
Единорог вставал на дыбы у самого края сосуда; он застыл в наивысший момент прыжка. Еще мгновение, думала Хелен, и он бы умчался.
Больше на кувшине не было никакого рисунка, только внизу шли две строчки из черных букв.
"И, кроме Девы Непорочной,
Не внемлю никому".
— Что это значит, пап? — спросил Николас.
— Трудно сказать, — отвечал мистер Уотсон. — Это какой-то стишок — может, фамильный девиз, ну, знаешь, вроде шотландского: "Кто меня обидит, берегись".
— А при чем тут "Непорочная Дева"? — спросил Роланд.
— Гм, точно трудно сказать. Лучше в каком-нибудь справочнике посмотреть.
— Как ты хорошо его склеила, Хелен, — похвалила миссис Уотсон. — Трещин совсем не видно.
— Но я-то знаю, что они есть, — ответила Хелен.
Год прошел. Был хмурый воскресный день. Хелен и Николас уехали покататься на велосипедах; Дэвид с Роландом сидели за столом в средней комнате, повторяя пройденное за четверть. В окно они видели отца и мать в саду. Мистер Уотсон сажал розы.
Роланд старался не отвлекаться от учебника истории. Ему надо было прочитать двадцать страниц, и он обнаружил, что лучше помнит номер страницы, чем то, что на ней напечатано. Слова постепенно теряли смысл; мысли его были далеко, он глядел то на скатерть, то в окно. Он заметил, что Дэвид рисует на полях тетради какие-то узоры,
— Повторение самое скучное дело, правда? — заметил Роланд. — Кажется, все знаешь, но нет, а запомнить не можешь, потому как все это раньше слышал и все надоело.
— Я никак не привыкну к тому, что у нас нет садика перед домом, — сказал Дэвид. — Каждый раз, когда кто-нибудь идет мимо, мне кажется, это к нам. А парадная дверь меня скоро совсем с ума сведет.
— Да? — насторожился Роланд. — А что?
— Она все время дребезжит, — пояснил Дэвид. — Ты не заметил? Должно быть, вибрирует от проходящего здесь транспорта. Да еще тротуар под окнами, я никак не могу сосредоточиться, даже здесь.
— Мне это крыльцо никогда не нравилось, я его использовал, чтобы открыть Курган, и с тех пор что-то в нем не то.
— Что? — переспросил Дэвид. — Что открыть?
— Курган, — повторил Роланд. — В Элидоре.
— Ах, там, — протянул Дэвид.
— Что значит "ах, там"? — воскликнул Роланд. — Элидор! Элидор! Элидор! Ты что, забыл?
—Ладно, успокойся, — сказал Дэвид. — Хочешь, чтобы вся улица тебя услышала?
— Элидор! - повторил Роланд. — Почему о нем нельзя говорить? Стоит мне сказать "Элидор", как вы с Ником переводите разговор.
— Что ты заводишься? — удивился Дэвид. — Пора бы тебе забыть об этой истории!
— Да ты рехнулся!
— Ну хорошо, — вздохнул Дэвид. — Мы ведь об этом говорили.
— Что-то не припомню, — заметил Роланд.
— Ник сказал: ты только начнешь горячиться — и мы поссоримся, так что мы решили тебе ничего не говорить,
— Молодчина Ник! — воскликнул Роланд. — Такой заботливый! Большое вам спасибо!
— Видишь? — поймал его Дэвид. — Ты уже кричишь.
— Но ты зачем-то делаешь вид, что это пустяки, — ответил Роланд. — Разве Мэлиброн, Сокровища, тот золотой замок и... и все остальное ничего для тебя не значили?
— Слушай, — сказал Дэвид, — Ник не такой уж болван, как ты думаешь. Он часто дело говорит, хоть я с ним и не всегда соглашаюсь.
— Что же он говорит? Что Элидор не существует? Что мы его выдумали?