На переменке перед последним уроком Роланд тайком пронес в класс свой плащ — это дало ему возможность исчезнуть, как только прозвенел звонок. Прямиком через футбольное поле и еще милю бегом до станции — так он поспел на электричку, уходившую на полчасараньше той, которой он обычно возвращался. Роланд плюхнулся на сиденье в вагоне. Рубашка вылезла у него из брюк, прилипла к спине. Ему казалось, что он сейчас задохнется — в вагоне было жарко натоплено. Зато домой он попадет засветло!
Уличные фонари уже зажглись, когда Роланд шел по дороге со станции. Мимоходом он обрывал листочки с живых изгородей. "Айвенго", "Папоротник", "Ровена", "Трилони" — респектабельные дома с живой нагородью из бирючины, перед каждым — квадратик травы. Два дня назад только в одном из домов можно было увидеть в окно елку, наряженную к Рождеству; теперь елки появились во всех домах, и все они были больше, чем первая.
"Уинфилд", "Истхольм", "Гленрой", "Очард Мейн"... Что здесь может произойти, думал Роланд. Даже грибы здесь из бетона. Но крыльцо есть только в нашем доме....
Он остановился перед крыльцом и вдохнул горький запах листьев бирючины, размяв их в пальцах. Возле арки свисала на двух цепях отполированная доска с вырезанным на ней названием дома. К двери была прибита медная дощечка, на которой было выведено: "Здесь живут Гвен и Фрэнк Уотсон", а рядом пучок цветов и под ним: "с Николасом, Дэвидом, Хелен и Роландом". Но крыльцо все равно выглядело здесь странно. Одни неприятности от него, подумал Роланд. Они по крыльцу тотчас поймут, что нашли нас.
Он вошел в сад. Все было спокойно. Роланд отнес в дом учебники, а потом вернулся к клумбе с розами. Он потрогал кусты, потыкал пальцами в землю, обошел вокруг клумбы. Отчего это происходит? От Сокровищ? Если от них, то почему потом исчезает?
Стемнело, только на чистом небе виднелись последние отблески зари. Подмораживало. И вдруг — словно кто-то повернул выключатель — Роланд почувствовал статическое электричество.
Он взглянул на розовый куст — и увидел две мужские тени.
Они стояли неподвижно, как тогда, когда возникли на стене в мезонине. Плоские тени. Только теперь они появились не на плоскости — просто стояли в воздухе.
Роланд попятился — тени не двинулись. Он ступил на дорожку и осторожно пошел в сторону. По мере того как он обходил их кругом, тени становились все уже, а когда он взглянул на них сбоку, и вовсе исчезли. Он зашел теням за спины — и они снова возникли. Тени были плоские и совсем непрозрачные, увидеть их можно было лишь спереди и сзади. Третьего измерения у них не было: если смотреть на них сбоку, даже на волосок черноты не проглядывало.
Роланд подошел поближе к розовому кусту. Появление теней напугало, но и обрадовало его.
— Только не исчезайте, — попросил он. — Просто не исчезайте. Теперь им придется меня послушать. Не исчезайте, пока они не придут.
Вдруг резкая боль сдавила Роланду горло. Затем она перешла на мускулы шеи и, наконец, пронзила лоб.
В воздухе вспыхнули искорки света, тени заблестели, словно только что пролитые чернила. Судорога свела Роланду шею. Он вспомнил мезонин — как все едва не погибло. Смотреть на них нельзя: что-то может произойти. Теперь вдруг возник какой-то воющий звук. Пока не поздно, надо бежать.
Спотыкаясь, Роланд бросился к дому. Колени у него ослабли, ноги тряслись, земля плыла под ногами.
— Твой чай на столе, — крикнула миссис Уотсон, услышав, что Роланд вошел на кухню.
— Спасибо, мама, — сказал он.
Было уже восемь, когда вся семья собралась у телевизора. Мистер Уотсон ушел в гостиную минут за десять до остальных, однако, когда миссис Уотсон и дети последовали за ним, они с удивлением обнаружили, что телевизор не включен.
— Что-нибудь случилось, Фрэнк? — спросила миссис Уотсон.
— Нет. Я слушаю: на улице дети поют рождественские гимны. В этом году они первые.
Вдали слышались высокие неуверенные голоса.
— "Тихая ночь", — сказал мистер Уотсон. — Мой любимый гимн.
— Я их уже три недели назад слышала, — заметила миссис Уотсон. — С каждым годом они начинают все раньше.
— Скоро, верно, будут начинать на Гая Фокса[8] и разом собирать все пожертвования, — сказал мистер Уотсон.
— Пап, а телевизор мы будем смотреть? — спросил Николас.
— Подожди минутку, — ответил мистер Уотсон. — Надо же и гимны послушать. Ведь их не каждую ночь поют. К тому же нам все равно платить, так что давайте уж слушать. Похоже, что они остановились возле дома миссис Спилбери. Потом подойдут к нам.
Но тут послышался звук шагов на крыльце.
— Ну и ну, — удивился мистер Уотсон. — Уже здесь? Хотите, чтобы мы заплатили за то, чего еще не слушали? Ну, это уж слишком! Кыш с крыльца! Пойте "Тихую ночь" прямо у нас под окнами — а не то ни пенни не получите!
Он подмигнул остальным.
— Я вашему профсоюзу пожалуюсь!
На крыльце снова завозились, а потом кто-то загремел ручкой.
— Вот плуты, — сказал мистер Уотсон. — Могли бы постучать! Кыш! Убирайтесь!
Наступило молчание. Потом по тротуару зазвенели шаги, послышались приглушенные голоса, кто-то вполголоса сказал:
— Приготовились? Раз, два, три!
И несколько голосов нестройно запели: "В яслях лежал младенец..."
Пропев строчку, они вежливо постучали в дверь.
— Вот это другое дело, — сказал мистер Уотсон и открыл дверь.
— Счастливого Рождества! — произнес стоявший на крыльце маленький мальчик.
Он взмахнул кружкой для пожертвований.
— С Новым годом, с новым счастьем!
—Что ж вы с первого раза не сделали все, как надо? — спросил мистер Уотсон. — Зачем же дверью греметь? А потом — я вас просил "Тихую ночь" спеть.
Мальчик взглянул на него с удивлением.
— Что это вы говорите, мистер? Мы у соседнего дома стояли. Никто вашей дверью не гремел.
— Ну, нечего, нечего, — сказал мистер Уотсон. — Я же ясно слышал, как вы тут на крыльце резвились.
— Да мы и не думали...
— Спасибо! — отрезал мистер Уотсон.
— Мы вовсе не...
— Я же сказал "спасибо"! Просто я хочу, чтобы вы спели "Тихую ночь", я вас об этом все время прошу, и чтобы вы не гремели дверью. Ведь это немного, а?
— Никто вашей дверью не гремел, мистер, — сказал мальчик. — Мы к вашей двери и не подходили.
14
В вышине
Роланд о тенях никому не сказал. Когда его братья и Хелен вернулись, он уже не решился снова выйти из дома. Он понимал, что Николаса убедить могут только тени, но следующее утро и всю субботу статическое электричество в саду не возникало.
—Может, ты взглянешь на парадную дверь, Фрэнк? — попросила миссис Уотсон в субботу за чаем. — Она ужасно дребезжит, когда мимо идут машины. Меня от этого дребезжанья всю передергивает — я даже шить сегодня не могла. В последнее время дверь еще больше стала дребезжать!
— Хорошо, милая, — сказал мистер Уотсон. — Я завтра утром посмотрю, что там можно сделать. Верно, нужно шурупы немного подтянуть.
— И знаешь, лучше бы ты заплатил этим мальчикам вчера, а не читал им нотацию. Они сегодня весь день на крыльцо шастают. Видно, хотят с нами поквитаться.
— Я же объяснил, что это дело принципа, — возразил мистер Уотсон. — А что они теперь натворили?
— Ну, знаешь, шаркают ногами, вертят ручку, стучат крышкой почтового ящика...
— А ты их не поймала?
— Они такие шустрые. Как услышат, что я откидываю портьеру, так их уж и след простыл. Я дважды их подстерегала, но потом рукой махнула. Увидят, что мы не обращаем на них внимания, и бросят свои шалости.
— Или еще больше разойдутся, — сказал мистер Уотсон. —Помню, раз какие-то хулиганы мою мать напугали до смерти: бросили в почтовый ящик шутиху. Ведь могли и пожар устроить! Ну нет, с ними надо разговаривать твердо.
— Слышите? — спросил Николас. — Опять они! Может, нам с Дэвидом выскочить и задать им трепку?
8
Праздник раскрытия Порохового заговора (1605 г.), названный по имени его главы; отмечается