— Как? — спросил Роланд.
— Заставь ее появиться. Подумай о ней. Вызови ее к жизни силой своего воображения. Та сила, что приходит к тебе на миг в твоем мире, здесь реальна, как меч. Мы этим не владеем. Закрой глаза. Ты видишь в уме курган?
— Да.
— В кургане есть дверь, — сказал Мэлиброн. — Дверь.
— Какая она? — спросил Роланд.
— Не важно какая. Думай о двери, которую ты знаешь лучше других. Представь себе, какая она на ощупь. Какой у нее звук. Дверь. Та дверь. Та одна-единственная дверь. Она должна появиться. Заставь ее появиться.
Роланд подумал о двери в их новом доме. Он увидел потрескавшуюся краску и ярко начищенный медный козырек с надписью "Для писем". Он только вчера сам его начистил порошком. Странно, что эта дверь появилась на склоне холма.
— Я ее вижу.
— Она есть? Держится прочно? Ты мог бы ее коснуться? — спросил Мэлиброн.
— По-моему, да... Нет. Есть только холм.
— Есть и дверь! — вскричал Мэлиброн. — Она существует! Ты ее создал своим воображением! Твое воображение — реальность! Ты видишь дверь!
Роланд снова закрыл глаза. К двери вело кирпичное крыльцо, на каменном козырьке которого рос мох. Он так крепко зажмурился, что перед глазами у него поплыли разноцветные квадраты — той же формы, что и крыльцо. Теперь уже не надо было сосредоточиваться: перед глазами один за другим плыли крошечные проемы, а за ними встало и настоящее неподвижное крыльцо, тяжелое, квадратное.
— Курган должен раскрыться! Он не может скрывать дверь!
— Да, — сказал Роланд. — Вот она. Дверь. Настоящая.
— Тогда смотри! Смотри!
Роланд открыл глаза и увидел квадратную раму крыльца, врытую в дерн, призрачную на фоне черного холма. Вдруг она задрожала и незаметно превратилась в другую дверь: бледную, словно лунный свет, низкую и светлую, словно ясень. Квадратный дольменовый[6] проем из трех каменных плит — две вертикальные и одна поперек. К двери вела ступенька со спиральным узором, который, казалось, медленно вращался, не двигаясь с места. Из двери к ногам Роланда упал свет.
— Дверь будет открыта, пока ты держишь ее в голове, — сказал Мэлиброн.
— А ты не идешь? — спросил Роланд.
— Нет. Этот свет смертелен для Элидора. Тебе он не повредит, но будь наготове. Мы знаем, что здесь прячется кто-то без сердца и жалости, хотя и не знаем, кто это.
За каменной аркой шел прямой и ровный коридор, исчезавший в глубине кургана.
— Ты будешь ждать? — спросил Роланд.
— Я буду ждать.
— Мне страшно.
При мысли о том, что он должен углубиться в этот узкийпроход, у Роланда перехватило дыхание. Скала завалит его, стены сомкнутся, земля ляжет на свод, засыплет его, ляжет на него всем весом, будет давить на него. Стены расплющат его. Он почувствовал вкус глины во рту.
— Я не могу, — сказал Роланд. — Я не могу войти. Уведи меня. Какое мне до всего этого дело? Это твой мир — он мертв.
— Нет! — вскричал Мэлиброн. — Гориас не умер!
Но перед глазами Роланда упала пелена и скрыла золотой замок; языки пламени были слишком далеко, чтобы рассеять леденящий холод кургана.
— Найди другого! Другого, не меня! Мне нет до этого дела!
— Нет, есть, — сказал Мэлиброн. — Мы живем в разных мирах, но они связаны друг с другом. Гибель Элидора не пройдет незамеченной для вас.
— Мне все равно! Мне нет до этого дела!
— Нет, есть, — твердо произнес Мэлиброн. — Твоя сестра и братья там внутри.
И Роланд снова увидел перчатку—она лежала на земле, теперь уже ничем не скованная, перед ступенью, украшенной спиралью.
— Они вошли, каждый в свой черед, — сказал Мэлиброн. — Время здесь течет по-иному.
— Что с ними? — спросил Роланд.
— Они потерпели поражение. Но ты сильнее их.
— Нет.
— Здесь, в Элидоре, ты сильнее.
— Ты говоришь правду?
— Да, гораздо сильнее. Ты пойдешь.
— Да, я пойду, — согласился Роланд.
Теперь, когда выбора не было, он больше не чувствовал страха.
— Возьми это копье, — сказал Мэлиброн. — Последнее Сокровище — это последний шанс. Оно тебя поддержит не одним лишь стальным острием.
Роланд принял копье в руки. В глубине металла перебегали огни, а лезвие светилось радугой.
—А остальные Сокровища какие? — спросил Роланд.
— Меч, камень и чаша. Больше ничему не верь, копьем рази без колебаний — в Вэндви хорошего мало.
Середину кургана освещал неяркий свет — непонятно, откуда он падал, но теней не было, и все вокруг казалось смутным и зыбким. Ничто не останавливало взор. Роланду то казалось, что он не движется с места, а то — что проделал долгий путь, дальше, чем если бы он просто вошел в глубь кургана. Оглянувшись, он увидел, что дверь исчезла в сгустившемся свете.
Потом он услышал звук или, вернее, эхо звука, настолько мимолетного, что не успел его как следует расслышать, и все же ему пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от многократно повторенных пяти-шести нот, похожих на звон капель. Он заметил, что свет слегка изменился и уже не так походил на блеск шелка. Эта перемена соответствовала чистой, бездушной красоте звуков, которые он все не мог как следует услышать. Коридору, казалось, не было конца. Роланд встревожился. Что-то тут не так — или он уже вовсе лишился чутья.
— Где же конец? — спросил он вслух, больше для того, чтобы услышать звук своего голоса.
И тут же остановился. Стоило ему произнести эти слова, как свет на миг дрогнул... и тут же засиял снова.
— Конец туннеля, — произнес Роланд.
И снова— колебание... Треугольник света в свете. Арка.
— Ко-нец-тун-не-ля.
Роланд вложил всю свою волю в эту мысль — и арка снова возникла, на этот раз более четко.
— Ос-тань-ся-там.
Онвдохнул — арка не дрогнула. Сделал шаг вперед — Она придвинулась и обрела каменное основание, и он ступил в круглую комнату, похожую на пчелиный улей.
— Хелен!
Хелен, Дэвид и Николас сидели на полу комнаты и напряженно смотрели вверх.
— Дотронься до нее, Роланд, — сказал Николас. — Послушай ее.
— Какой прелестный звук, — сказала Хелен.
— Я хочу снова его услышать, — сказал Дэвид. Голоса их звучали ровно и невыразительно. Роланд поднял взгляд.
То, что он увидел, поразило его до глубины души.
С высоты свода свисала тончайшая нить, а к концу ее была прикреплена хрупкая ветвь яблони в цвету. Ветвь была из серебра, а цветы — хрустальные. Прожилки на листьях и лепестки походили на тоненькие ниточки из ртути.
— Как красиво! — воскликнул Роланд.
— Дотронься до цветов, Роланд.
— Они поют, когда до них дотронешься.
— Мелодия такая прелестная.
— Дотронься до них.
— До цветов.
— Дотронься.
Ветвь была неподвижна, но под взглядом Роланда вдруг как бы дрогнула, пахнула звонким ароматом и зазвучала почти неслышимым уху, затихающим звоном лепестков.
— Коснись цветов, Роланд.
Если он до них дотронется, они запоют, из хрусталя польется музыка, и он услышит...
— Коснись...
Дотянуться бы. Ветвь приблизилась. Если встать на цыпочки и протянуть копье...
Но стоило Роланду поднять копье, как над головой у него раздался треск и вспыхнул желтый огонь. Мальчик отдернул руку, дрогнувшую от удара.
— Коснись цветов, Роланд.
— Сами коснитесь! — крикнул Роланд. — Не хотите? А почему? Не можете?
Он снова поднял голову. Ветвь спускалась к нему, словно паук на паутинке.
— Сейчас я до них дотянусь! — вскричал Роланд и взмахнул копьем.
В воздухе загремели разряды, стены отбросили их, снова все смолкло. Спустилась тьма. Хелен закричала — но это была Хелен, а не какой-то бездушный голос.
— Ты где? — спросил Николас.
— Я вижу свет, — сказал Дэвид.
— Это мое копье, — объяснил Роланд. — Я подниму его. Вам не больно?
— Мы в порядке, — ответил Николас.
Они подошли к копью и уселись вокруг него.
6
Дольмен — древнейшее погребальное сооружение из огромных каменных глыб и плит, сложенных: наподобие стола. Иногда плита, закрывающая вход, имеет большое круглое или овальное отверстие.