74. Я был в очень трудном положении. Я не мог обратиться в суд, так как у меня не было противника: ведь наместник сам предложил и утвердил мое имя.[155] Я не мог придумать, с кем и против чего бороться в суде и как выиграть такое дело. Тогда, посовещавшись с градоначальниками, я решил подать в суд на них самих за то, что они отдали мне это письмо.
75. Когда наступил вечер, я спросил Бога, как быть и что мне делать, и услышал стих Дельфийского оракула:[156]
И что же? Через несколько дней из Италии мне пришли письма от государей — от императора и его сына. В них, помимо прочих лестных слов, содержалось подтверждение моего освобождения от государственной службы по причине занятий красноречием, если я таковые устраиваю.[157] Вместе с письмами от государей пришли письма от наместника Египта Гелиодора — одно мне, а другое наместнику обо мне. Эти письма, полные уважения и почтения, были написаны задолго до этого, но пришли как раз, когда очень понадобились.
76. Тут я и понял, что под «белыми девами» подразумевались письма. Такое пророчество и такой неожиданный поворот судьбы ободрили меня. Но я не мог никуда ехать, потому что Бог велел мне оставаться на месте. Тогда я отправил письмо наместнику, изложив в нем суть моего дела и сказав, что мое имя в поданном списке было только одним из предложенных. Сообщил я ему и о тех, кто освободил меня от службы, и о недавно пришедших письмах. И я послал их вместе с моими письмами — в качестве рекомендации и доказательства моего освобождения от службы.
77. Пока мое дело ожидало своего решения, мне приходили разнообразные распоряжения от судебных властей, которые, хотя и казались настроенными ко мне дружественно, тем не менее делали свое дело. Сколь велика была власть наместника, я уже говорил: о том, что он был одним из императорских судий, о его упорстве и влиянии и о том, что он не менял своих решений. С ним не стоило ссориться понапрасну. Судебным же представителям я нарочно написал письма более пространные и дерзкие, хорошо зная, что они попадут в руки Севера: я слышал, что те были с ним достаточно близки. Но главное, о чем я написал и ему, — это что выполнить их требования невозможно.
78. Тем временем Север отправился из Верхней Фригии в Эфес, чтобы провести там судебные заседания, куда приказал явиться и мне. Я же послал к нему своих адвокатов. В назначенный день, когда объявили мое имя, вышли мои адвокаты. Но не успели они что-то сказать, как Север заговорил: «Я давно знаю Аристида и радуюсь его славе, и я согласен, что в красноречии нет ему равных. Об этом мне написали и мои друзья из Рима. Но я прошу, чтобы он вместе со мной принял участие в управлении провинцией. Право же его на освобождение от государственной службы я подтверждаю и сохраняю за ним». Это он произнес при всех и внес в протокол.
79. Когда были сказаны такие слова, посланные мною адвокаты решили, что они сделали все, чтобы уладить это дело, и возвращаются не с пустыми руками. Вместе со всеми они обрадовались оказанному мне почету и высоко оценили, что Север попросил меня о службе и что он утвердил мое освобождение на все остальное время даже в мое отсутствие. Но, не зная, как составить апелляцию, если человек назначил кого-то на должность не по судебному закону, а попросил об этом как об одолжении, как бы предлагая свою дружбу, они подчинились обстоятельствам, возвратились ко мне и обо всем рассказали. Между тем и срок, назначенный для апелляции, прошел.
80. Тут я оказался в еще более трудном положении, чем раньше, ведь пустых похвал мне было недостаточно. Я снова обратился к Богу, спрашивая и допытываясь у Него, как уладить это дело. Он же послал мне очень странный сон, подробности которого я рассказать не могу, но суть его была такова.
81. Мне приснилось, что я беседовал об этом деле с секретарем наместника, который сам пришел ко мне. Когда он обо всем услышал, то пообещал освободить меня от службы и изменить постановление, но потребовал с меня за это пятьсот драхм.[158]
82. После такого сна я сначала обрадовался, так как в нем было какое-то обещание и не было прямого отказа. Но потом мне показалось, что это все-таки отказ. Ибо где это видано, чтобы кто-нибудь заплатил за такое дело пятьсот драхм? И чтобы это предложил человек, настолько неподкупный, что легче реки повернуть вспять, чем его подкупить; человек, повторяю, настолько непреклонный в делах, что его ничем не обмануть? Обещание походило на отказ, так как это было невозможно.
155
156
157