104. На второй день пути я встретил человека с письмом ко мне от наместника. Я его прочел и сказал: «Но ведь и сам Бог меня вызывает, и ты догоняешь бегущего». К чему было медлить? Ведь в окрестностях святилища Асклепия я был избавлен от всех хлопот. Таким образом правитель проявлял обо мне заботу. Но я верю, что больше была забота, которую проявлял обо мне истинный и вечный Правитель.[169]
105. Подобный же случай произошел со мной и еще до этих событий. Есть у меня Ланейское поместье вблизи храма Зевса; я о нем уже упоминал. Мои поверенные купили его для меня, пока я находился в Египте, а некоторые из мисийцев[170] пытались присвоить его себе, сначала пуская в ход многие и разные угрозы, а потом перейдя к действиям. Когда они отчаялись заставить меня свидетельствовать против себя самого, то собрали сколько могли рабов и наемных людей и напали на нас, вооружившись чем попало. Одни бросали в нас издали камни и комья, другие дрались на кулаках, а некоторые ворвались в дом и хватали чужое добро, как свое собственное. И всюду был переполох и разорение.
106. Когда обо всем этом было сообщено в Пергам, я был так болен, что едва дышал. Состоялся суд. Но что мне делать дальше, я не знал. Тогда Бог нашел способ, как мне получить доступ к наместнику, и выбрал для этого случай. В последнем из моих снов император Адриан,[171] стоя во дворе храма, обращался со мной как с новым знакомым и вселял в меня великие надежды. И сразу же после этого видения произошло вот что.
107. Как мог, я добрался до храма. Я все еще там находился, когда вошел наместник Юлиан[172] и вместе с ним Руфин. Воспользовавшись случаем, я рассказал Руфину о своих неприятностях. Тут Юлиан обернулся, и я, подойдя к нему, изложил суть дела, как мог. Это было в том самом месте, которое я видел во сне. Руфин не скрывал своего расположения ко мне, Юлиан же так воодушевился, что тотчас обнял меня, как старого друга. И, взяв меня за руку, велел мне не отчаиваться и выполнять веления Бога, пообещавши сам об этом позаботиться. И сказал под конец: «Пусть посмеют нами пренебречь!»
108. Затем он явился в суд, открыл заседание и после первых сказанных слов пришел в такое негодование по поводу случившегося, что даже отправил в тюрьму одного из участников нападения. Поместье он присудил мне, и я въехал в него с судебным ордером. А латники, пращники и прочие отступили перед мощью Бога.
Речь пятая
1. Летом у меня заболел желудок. День и ночь меня мучила жажда, я сильно потел, и во всем теле была слабость. И чтобы поднять меня с ложа, понадобилось бы двое или трое человек. Но Бог дал мне, находившемуся в это время в Смирне, знак отправляться в путь, и нужно было выезжать немедленно.
2. Я выехал по дороге, ведущей в Пергам. Но когда обоз был готов, наступил полдень, и началась изнуряющая жара. Поэтому мы решили остановиться в предместье и переждать самый зной. Выехали же мы в сторону Мирины,[173] и туда двинулся весь наш обоз. Из-за духоты, из-за очарования этого места, а также из-за разных забот мы потеряли там много времени, так что достигли постоялого двора перед Гермом[174] только к самому заходу солнца.
3. Я вошел туда, но скверные каморки были непереносимы. Я не знал, что мне делать. Прислуги рядом не было, так как я выслал ее вперед. И я решил, что нужно следовать за нею дальше. Когда же я переправлялся через реку, была уже ночь, и дул слабый, прохладный ветерок. Мое тело окрепло, и какая-то сила и радость проникли в него. Я наслаждался в тишине погодой и думал, как по-разному я чувствую себя сейчас и днем.
4. Уже поздним вечером я приехал в Лариссу.[175] К счастью, оказалось, что мой обоз здесь не остановился, так как этот постоялый двор был не лучше прежних. Нужно было отправляться в путь и быть терпеливым до конца. Была уже полночь или даже позднее, когда мы оказались в Киме.[176] Все было уже закрыто, и я был очень этим доволен.
5. Попросив своих спутников, которые сопровождали меня от поместья, запастись терпением <...>[177] и сказав им, что идти осталось совсем немного и нам не мешало бы поспешить, я вышел из ворот. Прохлада сменилась сыростью, и я уже пожалел о жаре. Достигнув Мирины при первых петухах, я увидел свой обоз неразгруженным, как был, перед каким-то постоялым двором, поскольку слуги, как они сказали, не нашли ни одного открытого.
6. Перед воротами постоялого двора стояла какая-то скамейка. И я долго перетаскивал ее то туда, то сюда, потому что где бы я ее ни поставил, всюду было неудобно. Стучать же в ворота, будь ты странник или кто угодно, было совершенно бесполезно, так как никто не отзывался. Наконец я догадался пойти в дом одного моего знакомого. Но огонь у привратников, как назло, был потушен, и никакого другого света рядом не было — ни маленького огонька, ни большого. Так что я вошел впотьмах, держась за чью-то руку, ничего не видя и никем не видимый.
169
171
172