52. «Так почему, — сказал врач, — ты до сих пор не выступил перед нами с речью?» — «Клянусь Зевсом, — ответил я, — потому что мне куда важнее обдумать письменное сочинение: ведь я должен оставить его для потомков». И я всем видом показал, что спешу, пока что-нибудь не случилось. Врач обещал мне много лет жизни; я ответил: «Если мне суждено заниматься красноречием, то я и впрямь хочу прожить много лет».
53. Таков был сон.
Река протекала мимо поместья, где я находился. Спуск к ней был каменистый и довольно крутой. И притом он был меньше десяти стадиев. Кроме того, вдоль реки бежать было нельзя, а только по кривой линии берега. Дальше река текла мимо другого поместья и имела прекрасный и очень живописный спуск.
54. Тогда я придумал вот что. Я приказал измерить веревкой расстояние от одного поместья до другого, а каждый стадий отметить знаком. Когда в итоге получилось шестнадцать стадиев, десять последних я оставил для бега, а первые шесть проехал в повозке. Выйдя из нее, я побежал, с трудом волоча ноги. Северный ветер бушевал, снося меня назад и заставляя сильно потеть. Так что, пока длился бег, я не чувствовал никакого холода.
55. Достигнув берега, я с радостью вошел в воду. Вынырнув и встав весь в песке, я искупался во второй раз в самой середине потока. Растирался же я на противоположном берегу под ярким солнцем и ласковым ветерком. Придя в соседнее поместье и пробыв там достаточно, чтобы обдумать случившееся, я вернулся, даже не успев почувствовать жажды и наслаждаясь удивительной и ни с чем не сравнимой теплотой. После этого я чувствовал легкость в теле до самой середины зимы. А что было потом зимой, Бог лечил, назначив мне определенный распорядок и образ жизни.
56. Когда вышли постановления,[189] я подумал о том, как долго меня не было в Смирне. Подумал я и о том, что я уже немолод, и о том далеком прошлом, когда я был здоров и мог ездить по городам, и о том, что из-за долгого отсутствия я боюсь лишиться даже нынешней славы. Я думал о том, о чем все люди думают, хотя хорошо знал, что все это — пустяки по сравнению с повиновением Богу. Одиночество меня больше не беспокоило: я даже извлек из него пользу. И вот, пребывая в таком настроении, я увидел сон.
57. Мне приснилось, будто я только что прибыл в Афины и поселился позади Акрополя, в доме врача Феодота. Это был самый первый дом с восточной стороны. Из него была видна задняя часть храма Афины. Этот дом стоял гораздо ниже Акрополя. За воротами в это время проходило шествие в честь Эрота. В нем участвовал вместе со всеми и Феодот, я же оставался в доме. Со мной был мой товарищ Лукий[190] и другие ораторы. Как обычно, Лукий попросил меня устроить занятия красноречием и допустить к ним юношей.
58. Один из учеников Лукия стал говорить ему обо мне разные похвальные слова и выразился так: «Он в одном лице Платон и Фукидид, Платон и такой-то...» Так он перечислил много писателей, всякий раз прибавляя кого-нибудь к Платону, словно я обладал талантами всех.
59. Взглянув на этого юношу, я сказал ему: «Верь, пожалуйста, Лукию во всем, но только не этому». И мне показалось, будто Лукий похвалил мое остроумие, но остался недоволен моей скромностью. Тогда ученик, вновь обратившись ко мне, заговорил столь красноречиво и складно, что я прервал его и сказал в шутку: «Если ты способен так говорить, то даже странно, что я нужен тебе как учитель».
60. Затем мне приснилось, что я вышел на улицу с одним из учеников и с удовольствием почувствовал свежесть воздуха. А потом погода быстро переменилась, подул южный ветер, и, казалось, то была зима, а то лето; и я заметил, что здесь воздух свежий, а дома — спертый.
61. После этого мы пошли в сторону Ликея. За ним стоял какой-то большой и прекрасный храм не меньше ста футов в длину. Нам нужно было подняться по ступеням к храму. По обеим сторонам лестницы будто бы стояли люди, протягивая, как мне показалось, масличные ветви. Когда я поднялся, маленький мальчик протянул мне три яйца. Пройдя мимо и не взяв их, я подумал, что надо было взять яйца на память. Я вернулся, взял их и пошел наверх. Оказавшись перед храмом, я отдал яйца одному из служителей, который стоял около колонны, а тот в свою очередь хотел мне дать еще одно.
62. Войдя, я увидел, что это храм философа Платона, и там стоит его большая и прекрасная статуя, и еще одна статуя, чья не помню, — справа от него. На пороге сидела очень красивая женщина, которая говорила о Платоне и его статуе. Были там и другие собеседники и разговаривали так, словно это происходило в древности. Но я сказал: «Нельзя сказать, будто так было в древности. Статуя эта слишком новой работы. Да и авторитет Платона во времена Платона был не так велик: слава пришла к нему позже».
189
190