По языку и стилю, отличающемуся простотой и безыскусностью, «Священные речи» близки к другим многочисленным письменным свидетельствам о чудесах и божественных откровениях, которые дошли до нас от той эпохи в виде храмовых посвятительных надписей, являвшихся символами народной веры и любви к популярным культам богов-целителей. Скромное использование риторических фигур и украшений речи, далекий от аттической чистоты язык, простой синтаксис и свободная метрика речи сильно отличает это произведение от традиционных ораторских декламаций Элия Аристида. Напоминая по форме и содержанию ареталогические рассказы того времени, «Священные речи» на первый взгляд не представляют собой ничего принципиально нового, что выходило бы за рамки общепринятой тогда системы культурных ценностей. Однако новым здесь является то, что Элий Аристид, многолетние записи которого могли бы составить солидный том в духе историй чудесных исцелений и откровений Эпидавра, впервые художественно их обработал и включил в сферу высокой литературы, положив тем самым начало развитию нового литературного жанра, которого никогда не было и не могло быть в классическую эпоху. Ведь греческому сознанию классической эпохи был свойствен коллективизм и универсализм. Интерес греков всегда был направлен на глобальные предметы — космос, Вселенную, общество. Они пытались объяснить происхождение сущего, постичь законы, управляющие мирозданием, и понять ход человеческой истории. Их никогда не интересовал отдельно взятый человек, отдельно взятая личность, но только человек как часть единого общественного и природного механизма. Именно этой особенностью раннеантичной психологии объясняется отсутствие индивидуальных черт и в изобразительном искусстве. До эпохи эллинизма античная скульптура и живопись не знали искусства портрета, которое возможно только тогда, когда человек мыслится как индивидуум с лишь ему присущими, неповторимыми чертами. Не случайно у греков появилась легенда о том, что Фидий был посажен в тюрьму за то, что будто бы изобразил самого себя и Перикла на щите сделанной им статуи Афины. В эпоху эллинизма с его вниманием к человеку как творцу и глубочайшему знатоку своей профессии изобразительное искусство начинает обретать черты портретного, которые постепенно проникают и в словесное художественное творчество. Появляется биографический, эпистолярный и дневниковый жанры, которые открывают широкие пути для авторского самовыражения и самоутверждения. Именно в таком ключе и следует рассматривать «Священные речи». Ничего похожего мы не найдем в остальном творчестве Элия Аристида, которое с этой точки зрения вполне традиционно.
Таким образом, этот уникальный религиозно-автобиографический памятник поздней античности обладает гораздо большей ценностью, чем может показаться на первый взгляд. «Священные речи» следует рассматривать не только как важный литературный документ эпохи II в. н. э., за которым стоит целый пласт античной культурно-исторической традиции, сохраненной для нас во многом благодаря этому произведению, но и как некое симптоматичное для литературы того времени явление, отразившее определенные наметившиеся в ней индивидуалистические тенденции, которые, по всей видимости, привели позднее к возникновению нового жанра — жанра житийной литературы. Эта раннехристианская литература, появившаяся скорее всего из такого рода биографических записок, дневников, исповедей и ареталогических рассказов, весьма популярных в языческой античности, со временем лишь развила и усилила некоторые их черты, наполнила уже готовую форму новым содержанием и создала неизвестный до тех пор жанр, который уверенно приспособила для достижения собственных целей и задач.