Перехватив скептичный взгляд врача, вытащила синюю пробирку с составом от очень дорогих и редких ядов. С трудом выкрутила пробку и тут же влила часть содержимого в рот умирающего мужчины. Полминуты никаких изменений не наблюдалось. Я уже почти отчаялась, мысленно представляя, как буду в последнюю секунду вливать все, что у меня есть, лишь бы спасти незнакомца, но мои размышления прервал шумный и глубокий вдох пострадавшего.
На лице доктора появилось удивление, смешанное с восхищением. Он тут же начал осматривать брюнета, который прямо на глазах стал приобретать более здоровый вид.
— Вы его спасли! — восторженно заключил врач. — Еще какое-то время он будет без сознания, но угрозы для жизни больше нет! Вы очень вовремя здесь оказались!
Я лишь скромно улыбнулась, пытаясь скрыть усталость и едва отпустившее напряжение.
— Сейчас подъедет экипаж скорой помощи, — продолжил говорить рыжий. — Его отвезут в больницу. Поедете в качестве сопровождающего?
— Я? — уставилась на него. — А можно?
Доктор снисходительно улыбнулся:
— А почему нет? Вы же спасли ему жизнь.
И я согласилась, решив, что это лучше, чем ночевать на вокзале.
Уже в больнице я узнала, что моего спасенного зовут Леонард Венсан. О нем самом я никогда не слышала, а вот его фамилия уже давно мелькала на первых полосах газет. Выдающийся инженер Рауль Венсан вел активную деятельность по внедрению и обслуживанию телеграфа, а недавно получил от короля добро на развитие телефонии. Как я поняла из статей, телефон — это такое устройство, которое способно передавать по проводам человеческую речь. Невероятное изобретение!
Имел ли Леонард какое-то отношение к месье Венсану, я не знала, в документах ничего такого указано не было. А вот на вокзал он попал для того, чтобы вечерним поездом отправиться в Нант, расположенный на западе страны. Об этом говорил билет, купленный за минуту до того, как на брюнета подействовал яд.
Медсестра, принимающая пациентов, внимательно меня выслушала и записала названия ядов, от которых мог пострадать Леонард. Также я оставила образцы антидотов на анализ и сообщила свои контактные данные. На вопрос о месте жительства по привычке назвала адрес университетского общежития. А что мне еще оставалось делать? Не говорить же, что в столице у меня ни кола ни двора. Оставшееся до утра время я провела в палате спасенного, свернувшись калачиком на кушетке и просматривая цветные сны.
Когда мне было пора бежать на учебу, Леонард еще спал. Его вид уже не вызывал опасений, а в случае чего на помощь пришли бы врачи, поэтому я с чистой совестью собрала свои вещи, попрощалась с персоналом и отправилась грызть гранит науки.
До университета я добиралась пешком и, совершенно закономерно, оказалась в учебном корпусе позже обычного. Моя лучшая подруга Элиза Монти, живущая в городе в отдельных апартаментах, оплачиваемых ее родителями, уже стояла в коридоре перед аудиторией и кокетливо беседовала с Энтони Леруа, красавчиком шатеном и нашим одногруппником, в которого я когда-то была безответно влюблена. Тони что-то завораживающе рассказывал, изредка взмахивая руками и бросая на подругу многозначительные взгляды, а Элли мило улыбалась и перебирала пальцами свой длинный вьющийся каштановый локон.
С первого дня знакомства я восхищалась Элькой и ее красотой. Даже россыпь рыжеватых веснушек на носу и щеках подруги мне казалась милой и озорной. Элиза всегда была в центре внимания, отлично училась и носила гордое звание старосты нашей группы. Мы с ней дружили, делились секретами, помогали друг другу в учебе, но, несмотря на все это, прослеживалось едва уловимое ощущение того, что дочь графа однажды попросту пожалела нетитулованную дворянку.
— Привет! — поздоровалась я, подойдя к кабинету.
— Привет, — в унисон произнесли мои одногруппники.
Энтони криво улыбнулся, вероятно, недовольный тем, что я прервала «чрезвычайно важный» разговор, поцеловал Эльке ручку и буркнул:
— Я пойду, звонок скоро.
Подруга провела его затуманенным взглядом, а потом посмотрела на меня:
— Идем, Тони прав, скоро звонок.
Удивительное дело — в университете я не была изгоем, вот только общались со мной в отсутствии Эльки немногие. Особенно это касалось парней, предпочитающих строить глазки моей лучшей подруге, а не мне. Бывало, я подолгу стояла в своей комнате перед зеркалом и рассматривала себя, пытаясь понять, что со мной не так. Лицо, вроде бы, симпатичное, фигура нормальная, дурой, равно, как и истеричкой, меня назвать трудно, но мальчики по какой-то причине обходят меня стороной, предпочитая подруг и знакомых, с некоторыми из которых, будь я мужчиной, никогда бы не связалась.