В Рузаевке ближайший поезд на Москву ожидался через полчаса — Аня выяснила это у кассирши, которая глядела из окошечка, зевая во весь свой золотозубый рот. Перед ней, у монитора, лежала раскрытая лохматая книжка, придавленная молотком. Аня купила билет в плацкартный вагон, погуляла немножко по вокзалу, разглядывая дремлющих пассажиров, в другой кассе купила еще один билет в тот же вагон, для Клены, и поспешила к джипу, стоящему за углом.
Клена уже проснулась. В джинсах и сером свитере она стояла у джипа и тоже зевала. У нее был немножко чумной вид, она слегка отекла, но, в общем, выглядела неплохо. Увидев Аню, она вяло махнула рукой:
— Привет!
— Здравствуй. — Теперь Аня чувствовала к ней жалость и нежность, она обняла Клену и чмокнула ее в щеку. — Выспалась?
— Ну, голова знаешь какая… — Клена взлохматила себе волосы и засмеялась, будучи еще под действием укола. — Похожа я на бабу-ягу?.. Рука вот болит… — Она засучила рукав свитера и повернула к свету сгиб локтя. Он был испещрен следами иголок. — Искололи всю…
— Пройдет, это ничего. — Аня погладила ее по руке. — Тебя не били?
— Да нет вроде… — Клена поежилась, вспоминая. — Я вообще-то не помню, но следы бы остались… Вроде нет.
— Вообще ничего не помнишь? — осторожно спросила Аня.
— Да почти… — Клена снова рассматривала следы иголок, поворачивая руку так и сяк. Потом засучила рукав на другой руке. — И тут тоже… Так… какие-то отрывки помню… Типа сок пью… по телефону что-то по бумажке читаю… Проснулась — отец, машина…
Приоткрылась дверца джипа.
— …еще раз про вашу «Альфу», тогда мы точно станем врагами, — донесся до Ани тихий голос доктора Лоренца. Оксана что-то спросила. — Куда хочешь, — так же тихо ответил он, — куда твоей душе угодно. Этого тебе хватит на всю жизнь. — Он выбрался из машины и захлопнул дверь. Портфеля с ним уже не было.
Секунду помедлив, джип медленно попятился задом, развернулся едва ли не на одном месте и, взвизгнув шинами по асфальту, рванулся в ночную тьму.
Через полчаса объявили о прибытии поезда на Москву, и они втроем пошли через мост на вторую платформу. Доктор Лоренц, как-то сильно сдавший за эту ночь, шел медленно, слегка припадая на левую ногу. Скоро прибыл поезд, и проводница впустила девушек в вагон, даже не проверив их документов, — видимо, они внушали ей доверие, а может быть, это доверие внушил ей доктор Лоренц, непостижимый, прекрасный, загадочный, несчастный человек, сводящий Аню с ума.
Лоренц поднялся вместе с девушками в вагон, посидел немного, глядя на Клену; по всему было видно, что он хотел сказать ей что-то важное, может быть, самое-самое главное, но не сказал, а только поцеловал в лоб.
— Ну, до свидания, — неловко улыбнулся доктор. — Будь умницей. Все будет хорошо.
— До свидания, — чуть помедлив, тихо ответила Клена, глядя на него из темного пространства купе.
Доктор кивнул Ане и пошел из вагона. Аня поспешила за ним. Нет, не мог же он уйти просто так, ничего не объяснив, ничего не сказав на прощанье.
Они вышли из вагона, и Лоренц, ничуть не удивившись ей, сказал своим всегдашним будничным тоном:
— Финита ля комедиа, Анна.
— А вы? — спросила она растерянно. — Вы куда?
Он улыбнулся. Было видно, что он очень и очень устал.
— Анна, мир велик и прекрасен. Давайте не будем себе в нем отказывать. — Он достал из внутреннего кармана пиджака маленький белый сверток, развернул и протянул Ане на ладони крохотный пузырек величиной с огрызок карандаша. У пузырька были плечики, донышко, плотно пригнанная крышка — все как положено. Он был всклень полон какой-то бесцветной жидкости и почти ничего не весил.
— Это вам скоро пригодится, Анна, — пояснил доктор без всякого выражения. — Спрячьте пока подальше.
— Что это? — Она рассматривала пузырек, вертя его так и сяк.
— Осторожнее, пожалуйста. Если хотите, можете называть это эликсиром бессмертия. Хотя это название и не самое правильное. Будьте добры, уберите подальше и берегите.
Аня кивнула и зажала пузырек в кулаке.
Поезд дернулся, медленно пошел вдоль перрона. Аня вошла в тамбур и обернулась. Держась за поручень, доктор Лоренц шел рядом с вагоном и смотрел на нее грустно и как-то светло.
— Никого не бойтесь, Анна, — сказал он. — Слышите, никого! Вам некого бояться на этом свете, кроме Бога. И помните, что вы должны обо всем этом написать. Это для меня важно.