— Девчонки, ну-ка бегом на огород! Морковка вся в сорняках. Вчера не пропололи, позавчера — тоже!
— В огород… — В их голосах не было энтузиазма. — А мы хотели в кино.
— Кино не убежит. А морковка пропадёт, — нахмурилась тётя Лара.
Она чистила картошку, руки были грязные, косынка сбилась набок — не поправить, и была похожа на разбойника из сказки.
Ника улыбнулась, глядя на неё. И пока дочка хозяйки уговаривала мать отложить прополку до завтра, надела садовые галоши и выбежала из дома.
Через минуту Нинка присоединилась к ней.
— Быстро прополем, и айда! — сразу затараторила она. — Мамка на мороженое даст.
Девочки быстро справились с грядками. Тётка Лара, довольная своими педагогическими способностями, угостила их сладкой капустной кочерыжкой, ловко разрезав её пополам. Они схватили угощение, Нина положила в карман заветные 40 копеек на мороженое, и подруги помчались по дороге, весело болтая. И натолкнулись на целую ватагу местных, развалившихся на старом поваленном дереве. Оно упало ещё весной, да так и осталось лежать на обочине, облюбованное мальчишками для игры в войнушку, поскольку напоминало и танк, и дзот, и пулемёт, и штаб — всё сразу.
Это были подростки из тех самых «подозрительных» домов, которые надлежало обходить стороной. Обычно девочки так и делали. Но не на сей раз.
— Эй, малышня! Куда идём? — нехотя проговорил самый длинный парень в синей майке и дырявых кедах.
Подруги переглянулись и промолчали, но шагу не прибавили.
— Смотри-ка, они нас не слышат. Фу-ты ну-ты!
Мальчишка поменьше ростом вскочил и перегородил дорогу, держа за спиной руки:
— Эй ты, москвичка! Покажи руки, чистые небось? И ли-чи-ко.
Он наступал. Девочки остановились и сделали шаг назад.
— А ты — местная. Должна быть погрязнее, — с этими словами он бросил ком грязи прямо в лицо Нине. А после подбежал, схватил её за руку и размазал глину по лицу. Девочка вырвалась и ударила его кулаком по плечу. По дороге разлетелись монетки из кармана. Тут подскочили остальные, схватили упирающуюся Нинку и потащили к бревну.
— Раздевайся, сейчас помоем тебя!
Ника, когда это услышала, пришла в ярость. Ведь накануне, перед сном, они делились друг с дружкой новой тайной.
— Смотри, — сказала Ника, надевая пижаму, — у меня грудь растёт! Правда, одна только пока.
И она показала маленькую, похожую на крохотную фасолинку припухлость.
— И у меня, и у меня тоже начала расти, — обрадованно подхватила Нина.
И вот теперь кто-то собирается её раздеть, увидеть сокровенное! Не медля ни секунды, Ника схватила самый большой камень с обочины дороги и ринулась на обидчиков.
— Всех убью, — дико закричала она и бросила тяжеленный камень в гущу врагов, а потом стала кидать в них булыжники один за другим. Её гнев был столь силён и выглядела она настолько отчаянной, что мальчишки с криками «Полундра! Она дура сумасшедшая!» поспешно ретировались. А самому длинному ещё и досталось камнем по спине, когда он убегал.
Нинка, зарёванная, стояла рядом. Но она была жива и невредима, в кусты её не затащили, не раздели, как обещали, не опозорили. И Ника впервые в жизни почувствовала себя победительницей. Она поняла, что никого не боится.
Глава 4. Взорванный
После взрыва Вересовский оказался в больнице. Но он ещё легко отделался. Всю мощь взрывного устройства принял на себя водитель Володя — его разнесло на куски. Кто — бог ли, чёрт ли — нашептал Вересовскому на ухо: сядь с правой стороны? Обычно он садился слева, за водительским сиденьем, но в этот раз — по непонятной причине — изменил привычке, потому и спасся. Казалось бы, радуйся счастливой случайности, раз остался жив! Но Вересовский почему-то не радовался. Картина взрыва и смерти Володи не отпускала, мешала спать да и просто спокойно жить.
Память сохранила событие фрагментами, которые постоянно прокручивались в мозгу. Вот он выходит из офиса, ему открывают дверь, и он усаживается в свой «Мерседес». Охранник, вышедший вместе с ним, садится рядом с водителем. Володя включает зажигание, плавно трогается с места, они выезжают из ворот, медленно проезжают мимо «Опеля», припаркованного рядом с Домом приёмов МотоВАЗа. Оперативник потом сказал: «Там стоял «Опель» с заложенной взрывчаткой». Вересовский же в тот момент никакого внимания на автомобиль не обратил. И вдруг — вспышка! И мощный удар! «Мерседес» слегка подбрасывает в воздух, размолотое в мелкое крошево стекло впивается в лицо… Обдаёт жаром. Это особенно запомнилось — жаркая, обжигающая волна, прошедшая по лицу и рукам. Вересовский инстинктивно закрыл лицо ладонями. Когда же опустил их, увидел жуткую, нечеловеческую картину.