— Очень просто: будет играть где-нибудь в самодеятельности или на семейных вечерах. Это, поверь, тоже неплохо.
— Да ты даешь себе отчет в том, что говоришь? — крикнула мама. — Сын заслуженного артиста республики будет играть в какой-то самодеятельности. А что скажут знакомые и соседи? Ты об этом подумал?
Папа развел руками.
— Ты вот скажи мне, — наседала мама, — кто у Райкина сын?
— Как «кто»? — опешил папа. — Разумеется, тоже Райкин.
— Райкин? — мама взяла верхнее «ля». — Нет! Он артист, как и его отец. Понимаешь, артист, а потом уже Райкин.
— Но у него же настоящий талант, — выкрикнул фальцетом папа и стукнул кулаком по столу, что раньше за ним не замечалось.
Мама испуганно захлопала глазами и примирительно сказала:
— Ну, хорошо, хорошо. Пусть у него талант. Я согласна. А у композитора Петушкова сын — композитор. Тоже талант? А у киноактрисы Звягинцевой дочери — актрисы. Тоже талант? А у… — и мама назвала еще с добрый десяток известных в искусстве фамилий, чьи сыновья и дочери пошли по стопам родителей.
Папа, обескураженный и посрамленный таким тонким знанием дела, сконфуженно произнес:
— Милочка, ты же прекрасно знаешь, что талант по наследству не передается. Все они талантливы сами по себе.
— Значит, у их детей есть талант, а у твоего ребенка нет? — язвительно спросила мама и тут же решительно добавила: — А я тебе официально заявляю, что у нашего ребенка есть талант, его надо только развивать.
Теперь я, не хуже мамы, знаю всех знаменитых композиторов и музыкантов, их детей, блистающих в искусстве, но по-прежнему с отвращением поглядываю на клавиши. А что касается профессий, то я поступил в зооветеринарный институт. В институте мной довольны и считают, что талант у меня все же есть. Правда, не музыкальный.
ДРУГ ЧЕЛОВЕКА
В квартире у нас был такой идеальный порядок, от которого страдали все. Жена — из-за боязни, что он может быть нарушен, а мы с сыном Аликом — от правил, по которым нам запрещалось гораздо больше, чем разрешалось. Единственным местом, где мы чувствовали себя относительно спокойно, был старый, потертый диван в детской. Во всех других местах мы должны были ходить на цыпочках, не дышать полной грудью, не задевать, не бросать, не брать, не прикасаться…
Так продолжалось до тех пор, пока подруга жены, известная в городе законодательница мод, не посоветовала жене завести собаку.
У нас появился симпатичный, лохматый пес по кличке Бери. У него были знатные родители шотландского происхождения и потому он, несмотря на свой щенячий возраст, держался с достоинством. В течение трех дней Бери осваивался с новой обстановкой, обнюхивал все вещи, а некоторые из них даже пробовал на зуб. Место, отведенное ему в коридоре, он решительно забраковал и перебрался на наш старый диван. Сколько раз его оттуда жена ни стаскивала, он неизменно оказывался на нем.
Я и Алик с интересом следили за этой борьбой характеров. Наконец жена не выдержала и уступила. Диван остался за Бери, а мы с Аликом благодаря этому перебрались в зал на диван-кровать. Это были первые благотворные плоды присутствия собаки в доме. Когда же Бери сгрыз мои старые домашние туфли и жена купила новые, я в знак благодарности, потрепал пса за уши и сказал:
— А ты молодец!
Бери с пониманием посмотрел на меня и хитровато вильнул хвостом. Весь его вид как бы говорил: «Со мной не пропадешь».
Через месяц, когда Бери, да и все мы, освоились с новым, более либеральным порядком, установившимся в квартире, жена решила учить пса уму-разуму.
С утра до вечера в доме раздавался ее властный голос: «апорт», «фу», «рядом» и другие команды, предназначенные для собак. Бери, не привыкший к столь активным занятиям, зачастую терялся и жалобно скулил. Тогда на помощь ему приходил Алик. Он становился на четвереньки и, увлекая за собой Бери, бросался за «поноской», опрокидывая по пути стулья, удивляя своей прытью мать. Когда я возвращался с работы, то, как правило, заставал квартиру в таком состоянии, будто мы собирались переезжать. Измученные и отрешенные домочадцы не обращали на меня ни малейшего внимания. Я проходил, не раздеваясь, в зал, садился без всякой подстилки в кресло, закуривал сигарету и спокойно спрашивал:
— Ну, как дела?
Жена сокрушенно вздыхала:
— Не получается.
При этом она даже не замечала, что я курю. Я подзывал Бери к себе, гладил его по смышленой голове, успокаивал и бросал первый попавший под руки предмет. Бери стремглав бросался за ним и охотно приносил мне. Я и Бери прекрасно понимали, чего мы хотим.