– Ну, ты нахалка!
– А что, разве нет? Разве я не права?
– Нет, конечно, если бы ты меня каждый день так трахала, то, может быть, мне другие женщины и не понадобились бы. Но ты же, бывает, исчезаешь на месяц. Что же мне делать – в душе дрочить?
– А что? Хотя бы и дрочить. Думать обо мне и дрочить. Что вы так этого, мужики, стесняетесь? Вот мы, женщины, совсем не так к этому относимся. Себя поласкать – самое милое дело. А сколько тебе надо?
– Чего надо?
– Ну, сколько бы тебе хотелось со мной, чтобы с другими не хотелось?
– Хорошо излагаешь.
– Брось, ты меня понял.
– Серьезно спрашиваешь?
– Серьезно.
– Ну, раза два-три в неделю.
Алина закатила глаза, словно что-то подсчитывая в уме.
– Нет, это вряд ли получится.
– Вот то-то и оно.
Я налил ей чаю в прозрачную стеклянную чашку. На две трети. Положил тоненький ломтик лайма на блюдце. И поставил все это перед Алиной. Она взяла лайм двумя пальцами и аккуратно опустила его в чай. И несколько секунд, не отрываясь, смотрела, как бледно-зеленый кружок плавает в золотисто-оранжевом чае.
– Красиво…
– Что?
– А тебе хочется, чтобы я приезжала к тебе чаще?
– Да, я был бы не прочь.
– А как думаешь, мы смогли бы жить вместе?
– Мне кажется, смогли бы. А что это ты вдруг такие разговоры завела? Муж выгоняет?
– Да куда он меня выгонит? – отмахнулась Алина. – Он без меня не может.
Некоторое время она молча пила чай, потом взгляд ее упал на картонную коробку с прадедовыми документами, которая так и стояла на кухне. Алина вытянула голую ногу и подцепила пальцами крышку коробки.
– Что это? – спросила она.
– Да так, бумаги.
– Что за бумаги?
Мне не хотелось снова все рассказывать с самого начала.
– Бумаги. Прадеда моего.
– А кто был прадед? – спросила Алина, заглядывая в коробку.
– Ученый. Физиолог. Академик ВАСХНИЛ.
– Вот как? А как звали прадеда?
– Павел Заблудовский. Слышала о таком?
– Нет, не слышала.
– А ведь он был довольно известным ученым в тридцатые годы.
– Да? А чем занимался?
– Вот в этом мне и предстоит разобраться. Пока я знаю только, что он считался основоположником целого направления в науке – лизатотерапии. Он предлагал лечить различные заболевания с помощью специальных препаратов – лизатов. Механизм я тебе точно описать не могу…
– И что потом?
– В смысле?
– Ну, зачем тебе это? Какой выхлоп?
– Статью напишу.
– Для кого? Для своего журнала?
– Бери выше! Для сборника трудов Казанского ветеринарного института. Может быть, даже выступлю с докладом на научной конференции.
– О, интересно!.. Дашь потом почитать?
– Конечно.
Алина посмотрела на меня, потом на часы на стене и отодвинула недопитую чашку с чаем.
– Мне пора, – сказала она и встала.
Рубашка распахнулась, открыв красивый круглый живот и маленький, аккуратно подстриженный кустик волос на лобке. Внутри у меня опять все заныло. Я встал на колени и поцеловал Алину в пупок.
– Жаль, что тебе надо уходить…
– И мне жаль.
– А помнишь, как мы с тобой один раз заснули после секса и чуть не проспали все на свете?
– Помню.
– А потом бегали по квартире, как герои какой-то кинокомедии, собирая трусы, часы, телефоны, тюбики помады… И ты все повторяла: «Муж меня убьет!»
– А ты говорил: «Тогда оставайся, я предоставлю тебе политическое убежище!»
– А ты сказала: «Нет, милый…» Впервые назвала меня милым.
– И еще я все-таки забыла тогда зонтик и шарф…
– Кроме зонтика и шарфа после тебя остался запах твоих духов… Я долго его чувствовал на подушке.
– Пора идти, – сказала она. – Цветы я сегодня заберу.
– А как же конспирация? Ты провалишь все явки…
– К черту конспирацию! Проводишь меня немного?
Москва, вечер того же дня
Вернувшись домой, я прошел на кухню. Зачем-то включил чайник и сразу выключил. Подошел к окну и выглянул во двор. Уже темнело, накрапывал дождь. Где-то внизу тренькнул домофон и послышались голоса. Что-то неразборчиво сказала женщина. Хлопнула дверь, и снова стало тихо. Не было в мире громких звуков. Только изредка шелестел по асфальту, разбрызгивая лужи, невидимый автомобиль. Мне было грустно. Я представил, что Алина не ушла, а просто ненадолго отлучилась. Сейчас она вернется, и мы снова ляжем в постель. Я представил, как скину с себя все и нырну к ней под одеяло, в темную духоту. Как снова стану целовать ее спину, живот, бедра… А она будет слабо отбиваться: «Фу! Ты холодный!» – «Я сейчас согреюсь, родная…» Что-то сдвинулось в наших отношениях. Ничто ведь не может оставаться неизменным неопределенно долго, все развивается и движется куда-то. «Ведь она права, меня перестали интересовать другие женщины. Интересно, а для нее что-то изменилось? Так посмотреть, вроде бы и нет. Но ведь она не бросает меня… Мы уже больше года вместе… или не вместе, а как-то рядом. И я все чаще думаю: что дальше? Вот если она разведется с мужем, сделаю я ей предложение? Хм… А ведь сделаю. По крайней мере, мне это уже не кажется невозможным…»